Катавасия в Анденнах
Шрифт:
Оставшись один, Барон схоластическим жестом промокнул платком лоб и позвонил секретарше.
Ее роль исполняло интересное белоголовое существо со вздернутым носиком.
— Азор, — начальственным тоном сказал ей Барон, — зарегистрируйте это письмецо, — он протянул ей конверт, — и принесите досье под номером 7509.
Чтобы придать своему предприятию необходимый грандиозный размах, Барон нумеровал досье начиная с цифры 7508, и, хотя прошло уже больше года, эта метода не дала ни единого сбоя.
Профессия Барона д'Элда требовала высокого артистизма. Он был своего рода художником, виртуозом
На следующий день дворецкий Жефа по обыкновению зашел пропустить с ним с утра пораньше по стаканчику бананжуйского аперитива и нашел в кресле труп. Скрюченные пальцы держали за горлышко початую бутылку вина, откуда он намеревался отхлебнуть в тот самый момент, когда его нежданно-негаданно настиг смертельный удар судьбы. Он покончил с собой одним точно рассчитанным ударом резиновой дубинки.
В своем логовище Барон усмехался кривой усмешкой хищного зверя, который обнаружил, что его верхний левый клык замазан какой-то мудреной шпаклевкой. Такие пломбочки ставила некогда зубной врач из Севра по имени Генриетта.
Затем он на семь лет опустился на дно».
Глава XXIX Продолжение манускрипта
На этом захватывающем месте Антиох поднял голову. Ангельская улыбка осветила его четко прорисованные черты.
— Ну и сволочь! — прошептал он одними губами цвета гранатового мяса, и в этих устах хлесткое словцо прозвучало ласкательным прозвищем.
Затем он продолжил...
«...Дождь зарядил на целый день. Грязный дождь с привкусом серы и озона, липкий дождь, который, казалось, с неохотой отклеивался от позеленевших стекол, где лениво перетекали с места на место аляповатые мутно-синие жемчужины, а потом собирались всем гуртом в какой-нибудь каменной выемке, на чье изготовление затратили столько кропотливого труда ветер и норка-кайфо-ломка, этот мелкий вредитель кайфа, селящийся в раковинах преимущественно в гадюшниках Парижа. Герань на окне, засохшая много лун назад, иногда вздрагивала всеми пожухлыми листьями и дрожала долго и волнительно, после чего тотчас впадала в почти растительную спячку.
Вечер был не за горами. Ночные тени уже подтягивались к Западным потайным воротам крепости, готовые затопить город своей предательски мягкой сиреневой краской.
Заблудившееся такси, беспомощная скорлупка в мертвенно-бледной воде, что разъедала и без того ржавые никелированные колпаки и усугубляла общее предлетальное состояние битого-перебитого кузова, на малой скорости протрусило мимо, забрызгав стены, окна и древний дорожный знак, возле которого полукруглая решетка для чистки обуви, обшарканная за чрезмерное усердие и потерявшая внешний лоск от некультурного обхождения, отбросила слепой блик под колеса чиркнувшего по ней сигнального маячка.
Там
Тем временем ночь окончательно прибрала юрод к рукам. Справа от дорожного знака с размахом открылась дверь, чем-то похожая на калитку. Из проймы мешкотно высунулась продолговатая, настороженная и прохиндейская морда, лишенная какого бы то ни было выражения, кроме космической злобы. Длинный, белый, костистый палец нежно распрямился и накрыл звонок, замер в нерешительности и вдруг всей тяжестью навалился на кнопку.
Глухо как в танке. Ток опять отключили.
Рычащий от ярости мужик ВЫТЯНУЛСЯ во весь рост на пороге и, скрестив ноги, прыгнул на ни в чем не повинный подошвоскреб. Сполох глухого разрыва, и жилище рухнуло со звоном бьющегося стекла и баханьем явно недооцененных балок. Черная воронка дымилась на месте того, что когда-то, еще пару секунд назад, являло собой обшарпанную конуру.
Все происходящее, что характерно, никого особенно не удивило. Да и удивлять-то, собственно, было некого; кроме того, почти все соседские дома были снабжены отскребалками для обуви.
И тогда в ночи цвета сажи, вспыхивавшей то тут, то там ничего хорошего не предвещающими зарницами, кто-то залудил пропитым голосом безумно старый джазовый мотив, еле-еле передвигая ноги с таким топаньем, что дрожмя дрожала мокрая мостовая. Какой-то пьяный ежик шел восвояси, налакавшись вдребадан. С тех пор как крепость аперитивов снова достигла полутора градусов (1,5°), количество случаев алкогольного опьянения приняло угрожающие размеры.
Пьянчуга уже орал как резаный:
Приветный свет ко мне струится отовсюду-Электрик втюрился и пробки поменял... Блин... в свой последний час... парам-пампам... я буду Стрелять... парам-пампам... большой оригинал.
Какие уж тут сомненья. Барон д'Элда возвращался с ночной гастроли по кабакам и начисто позабыл слова старинного джазового романса.
Глава XXX
Продолжение продолжения манускрипта
Когда он приблизился к криво выскочившему номеру семь, хотя точно такой же только что бросился ему в глаза с расплывшегося рыхлого дома, он, казалось, протрезвел в мгновение ока. Его стан снова стал стройным, а походка легкой, как у крадущейся в бирманских джунглях членистоногой гибкой сорокопятки.
Он застыл во тьме, протянул руку к звонку и ткнул пальцем в пустоту, которой все было до лампочки.
— Ах, проказник!.. — проскрежетал он. — Карузо опять развязал.
Пляшущий лучик его могучего карманного фонарика показал ему как на ладони всю хаотическую изнанку дымящейся блевотины.
— Поди разбери, где тут приложена опись! — вздохнул он. — Опись, да... меню... что-то типа того... или кое-что другое... — процедил он сквозь зубы.
Он потушил свой светильник и подошел к соседней двери.