Катешизис
Шрифт:
— Давай, - протянул я руку. Взяв сигарету, я покрутил её между пальцев. Названия на ней не было. – И здесь неопределённость.
— Ты имеешь в виду сигареты? – Спросил мой добрый друг. Я даже не заметил, что про неопределённость я вслух ничего не произносил. – Эксклюзив. Без названия, так сказать, только для тебя.
— Правда? – я ожидал опять подвоха.
— Шучу, конечно. На самом деле только для меня. Жена крутит. Не бойся. Табак крепкий, хороший.
Я затянулся, табак был действительно крепкий. Закружилась голова.
— Как тебе? – спросил Каин.
— Да, чёрт его знает. Вроде и не очень приятная вещь, а вроде и ничего. Я не в обиду твоей супруге.
— Я понимаю. Значит неоднозначно, - видно было, что Каин тоже не испытывает особого удовольствия от пускания дыма.
— А всё-таки скажи, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что только я знаю причину сложившейся ситуации?
Дым щекотал ноздри. В глотке першило.
— То и имею. Это же твоя жизнь. Твоя проблема.
— Но, ты же здесь.
— А я везде, что же ты считаешь, я руковожу всем процессом?
— А кто руководит?
— Ну, ты даёшь, - возмутился Каин. – Ты, кто же ещё.
Я бросил окурок в урну, с облегчением оттого, что больше не нужно глотать сизый дым.
— Ты меня бесишь, Каин. Я что, демиург какой. Я несчастный и ничтожный. Я пыль, которую задуло чьим-то пылесосом в самую задницу вселенной.
— Фу, Эдик. Очень ты груб. Это же твоя вселенная, дурень. Ты какой-то труднодоступный для собственного понимания. Все психологи такие умалишенные? Хотя, прости, ты же теперь не психолог. Ты же теперь у нас художник, - он ехидно улыбнулся.
— Я вообще теперь не знаю, кто я. И есть ли я. Всё, что ты говоришь, я понимаю. И, знаешь, я всегда так и думал. Так и хотел, чтобы человек был строителем своей собственной вселенной. Более того, я считал, что именно так всё и происходит. Но я не думал, что до такой степени. Сейчас я понимаю, что в моём воззрении на человека я только думал, что вижу в нём архитектора. На самом деле, я всего лишь так его называл. В смысле – себя называл. А, по-настоящему, был простым прорабом. И полагался на чью то волю, конструируя свою вавилонскую башню.
— О-о-о, куда тебя понесло, - у тебя алкогольный психоз, что ли? Не забывай, ты здесь алкогользависимый товарищ. Слышишь меня, товарищ? – он потрепал меня по плечу.
— Да, да, - продолжал я свою мысль - архитектор запланировал Вавилонскую башню. Ведь ничего нельзя построить без архитектора. А мы-то думаем, что мы строим. Что до небес прорвёмся. На самом-то деле, всё продумано главнокомандующим креэйтором. И он всё задумал лишь для того, чтобы показать несостоятельность прорабов и…
— Остановись, дружище. Ты утопишь меня в своей рефлексии. Не будь так жесток, - Каин засмеялся. – Хватит канючить. Всё что происходит с тобой сейчас, говорит совершенно обратное.
К горлу подступил комок. И меня раздирали рвотные позывы. Мне захотелось выблевать всю путаницу в голове.
— Ну, ну, ну. Ты бы пивка выпил. Поправил свой организм, что ли, - сочувственно произнёс он.
– Нельзя так себя насиловать.
Я сел на скамейку под навесом и заплакал. Мне было так жалко себя. Так тоскливо от собственного бессилия. Бессилия что-либо понять.
Каин отошёл к одинокому павильону, грустно стоявшему рядом с остановкой. Через минуту вернулся, держа в руке банку пива.
— На, вот, – протянул он её мне, - твой скипетр с державой. Властвуй.
Я вытер рукой нос. Затем испачканную руку о джинсы, и взял банку. Банка цыкнула, открываясь. Горьковатый пенный напиток упал на дно желудка. От пива, действительно стало легче.
— Теперь иди и работай, демиург. И хватит ныть. Всё в твоих руках.
Каин развернулся и пошёл прочь. Я смотрел ему вслед и не видел уже согбенного дряхлого человека, которым он казался при наших первых встречах. Небрежной уверенной походкой от меня уходил творец Его Собственной Вселенной. Я позавидовал ему. Как, возможно, когда-то он, своему брату, если молва человеческая не врёт. В следующий раз обязательно спрошу, правда ли из-за зависти он его замочил.
А сейчас, действительно, нужно было идти работать.
«Буревестник» блистал неоновыми лампочками и цветными огнями. Будь, что будет, подумал я и вошёл в дверь с чёрного хода, на которой было написано лаконично и многозначительно «только для сотрудников».
Светловолосый, курчавый юноша, сидел, размахивая ногами, на жерди забора и доедал яблоко. Метрах в четырёх от него орудовал мотыгой человек постарше. Мужественный загорелый торс, привычные размеренные движения, выдавали в нём земледельца, что называется, от роду. Он был угрюм, молчалив и сосредоточен, в отличие от юноши, который сидел рядом на изгороди, болтал без умолку и беспрестанно жестикулировал.
— Брат, - говорил он, набив рот сочным яблоком, - послушай, какие стихи я сочинил недавно. Надев на лицо маску страсти, он стал вдохновенно декламировать:
Солнце в зените -
Господь вседержитель.
Каплями пот
По могучему торсу стекает:
Трудится Каин.
Зде…
— Шёл бы ты Авель… к своим овцам. Занялся делом, - прервал его человек постарше, продолжая ритмично взмахивать мотыгой.
Авель раздражённо фыркнул:
— Но ведь ты даже не дослушал.
— Мне некогда, - отвечал Каин. – Если я не вспашу землю, она не даст плодов. Если она не принесёт плодов, мне нечего будет есть. А, если мне нечего будет есть, я умру.
— Но ведь ты сам так захотел. Земля была твоим выбором. Смотри вот, я выбрал овец. У меня есть их шерсть и их мясо, признаться по правде, я иногда его ем, не смотря на запрет, - юноша указал пальцем в небо, давая понять, откуда ветер дует.
– Я всегда сыт, одет, обут, и у меня больше свободного времени, чтобы творить.