Катешизис
Шрифт:
Я вздрогнул и насторожился, с силой зажмурил глаза, я почувствовал как мороз пробежал по спине – голос принадлежал не моему сыну!
Твою мать!!!
Приключения вчерашнего вечера окатили ледяной водой воспоминаний.
— Щенок, щенок, - тихо кричал я в тёмную глубину имени самого себя, - тот не откликался. – Эй, ты меня слышишь, четвероногая лохматая гадина?!
Животное упорно молчало
— Не пугай меня, мерзкая тварь! – умолял я. – Неужели это сумасшествие?! Я болен?!
—
У меня кружилась голова. Небо трахало мой мозг.
– Да, и ещё, - сказал щенок напоследок, - теперь выпутывайся сам.
Я ждал – он больше и не подал голос. Ещё с минуту я лежал неподвижно, зажмурив глаза, пока детские ручонки не стали теребить меня своими пальчиками за нос и уши.
Передо мной стояла девчушка Ренаткиных лет.
ЧЁРТ, ЧЁРТ, ЧЁРТ!!! Что со мной происходит?! Но, ведь не вскакивать же и не метаться по дому в истерике?!.
— Привет, малышка, - улыбнулся я ей с большим напряжением.
— Фу, - наморщила она носик, - пап, чем от тебя пахнет? – возмутилась она. – Ты опять пил пиво?
Так, судорожно соображал я, она назвала меня «папой», значит не всё так плохо, или… куда уж ужасней. «Опять пил» - может я алкоголик, и у меня белая горячка?! И моя жизнь, которую я считал настоящей – с Ленкой, Ренатом, старым автомобилем – мне причудилась в галлюцинаторном обмане?!
— Рената! – раздалось у меня за спиной, - ты опять нас будишь?!
Было бы чем, я бы обязательно поперхнулся. Моя нервная система была, как паровой котёл, давление в котором уже вышибало заглушки, и оставалось несколько мгновений до взрыва. Я повернулся, но уже знал, кого увижу – у меня за спиной, укутавшись в одеяло, лежала не кто иная, как Женя.
— Н-наташа?! – тем не менее, вырвалось у меня.
— О! Опять, - простонала она, - Эдик, мы с тобой год ходим к психоаналитику. Я Женя. Ев-ге-ни-я, понимаешь?
Девочка заплакала. Я резко повернулся. Девочка, испугавшись, вздрогнула, втянула голову в плечи и застыла, зажмурив глаза.
— Не бей меня, папочка, - прошептала она быстро.
— Да, что же ты, солнце, - погладил я её по голове. Пока моя ладонь касалась волос девчушки, та напрягалась ещё больше и задрожала своим маленьким тельцем, прижав к груди кулачки.
— Женя, - посмотрел я на ту, которая лежала со мной в постели, она была с такой же короткой стрижкой, как тогда, когда мы виделись в последний раз в прошлой жизни. Губы плотно сжаты, раздражительность потоком из серых глаз, прищуренные в гневе веки. – Женя, - повторил я, - Просто сон… сон мне приснился, прости.
— Да сколько можно тебя прощать!? Все пять лет нашей жизни я слышу одно – «прости», - она закашлялась в крике, её лицо покраснело, и на висках проступили тоненькие венки.
— У!
– Я откинулся на подушку, продолжая слушать её крик вперемешку с кашлем.
— Ты никогда не думал обо мне, - продолжила она, откашлявшись, - что за Наташа, в конце концов?! Выдуманный образ, с которым ты не можешь бороться! Но мы же семья, ты ведёшь себя как ублюдок! Мне больно! Ты меня достал, кретин!
Всхлипывая, она, как и я, откинулась на подушку. Глядя мокрыми от слёз глазами в потолок, нащупала рукой пачку сигарет на прикроватной тумбочке, дрожащими пальцами достала одну и прикурила.
Малышка, всё это время стоявшая рядом со мной и молча следившая за происходящим, теперь закрыла лицо ладошками и громко заплакала.
— Так нельзя, - залепетала она, - вы меня совсем не любите, - уйду от вас.
Вытерев сопливый нос о моё плечо, девчушка, демонстративно топая по полу маленькими ножками, вышла в другую комнату.
Что со мной происходит? В последние минуты я задаю себе этот вопрос длинным, непрерывным слоганом. Но, что бы ни было – сейчас не повод для паники. Хотя, трудно себе представить более соответствующий панике повод. Проснуться в постели с чужим человеком, считающим тебя её мужем, видеть чужого ребёнка, уверенного в том, что ты - его отец. И всё не просто путаница, всё вертится на законных основаниях вселенной. Но, на каких законах? Какой вселенной?
— Ты сказала, мы ходили к психоаналитику? – спросил я Женю. Вдруг ставшей совсем не знакомой, чужой, до ненависти чужой.
Она перестала, всхлипывая, выпускать тонкой струйкой сигаретный дым в закопченный потолок, и в тишине комнаты метрономом застучала стрелка кварцевых часов.
— Ты делаешь из меня идиотку?!
– дрожа от злости, вновь распалялась она.
– Сейчас ты разыгрываешь потерю памяти - Женя с остервенением затянулась.
Никогда в моём доме не курили в постели.
— Брось сигарету! – мне подумалось, что я убью её, если она ещё раз затянется.
— Что-о-о-о?! – возмутилась она.
Вскочив, я сел на неё сверху.
— Я сказал, брось сигарету, - почти по слогам проговорил я, чувствуя, как от гнева сводит скулы.
На секунду меня охватила уверенность, что всё происходящее всего лишь сон. И мне показалось, что всё можно. Абсолютно всё! Появилось чувство безнаказанности. Такое тёплое и защищающее, словно материнская утроба. Ты можешь всё, и тебе за это ничего не будет – великое дело!
Вероятно, Женя поняла ситуацию. Беззвучно. Не сводя с меня глаз, она рукой наощупь нашла пепельницу, полную окурков.