Катешизис
Шрифт:
Рас-каяться, по-каяться. Слышал я голос, в черноте, меня окружавшей. Словно капли воды на темечко – рас-каяться, по-каяться. Моя бестелесность ничуть не приносила мне облегчения. Всё моё существо, или же несущество, содрогалось. Рас- и секундное ожидание следующей капли – каяться; по- мимолётная передышка –каяться. Маятник, рассекая воздух взлетает вверх и в высшей точке замирает: рас- дальше летит со свистом, разрушая всё на своём пути –каяться. По- и вновь всё повторяется заново, грохот разрушений, плач, стоны, -каяться. Чернота серела. Свет вползал, разрушая незрячесть.
— Эй, - подумал я, и мысль раскатом грома разнеслась по небу.
Человек зашагал быстрее.
— Эй!
Теперь он почти бежал. Бежал в сторону горизонта. Где горячий воздух, поднимаясь в синеву неба, слагал причудливые миражи.
Я видел, как человек удалялся и, в тоже время, будто присутствовал с ним рядом. Физические усилия, прилагаемые человеком, искажали его лицо, и без того обезображенное пустыней. Дыхание человека становилось более шумным, и наступил такой момент, когда мужчина просто кричал, силясь выдохнуть горячий воздух, чтобы тут же втянуть новую порцию раскалённого, удушливого неба.
— Постой же - теперь окликнул я.
— Оставь меня – с трудом зарычал человек, - ты велел уйти, я ушёл. Меня нет. Чего тебе ещё нужно! Ты лишил меня всего. – Человек остановился, не в силах больше идти. Он одышливо хватал полным ртом горячий воздух. – Не понимаю, за что ты поступаешь так со мной. Я виновен в чужой смерти, так почему же ты не отплатишь мне тем же? Почему ты не пошлёшь мне ту же смерть, что из-за меня, как сказали твои Бараны, настигла Авеля?
Я не понимал слова человека. Не понимал, чем вызвал его злобу. И молчал в ответ.
— Не найду смерть. Даже лютые звери обходят меня стороной. И палящее солнце лишь мучает меня, но ни как не может вырвать из меня жизнь. Горячий песок обжигает мне тело, но никак не вырвет из него душу. Почему!? Ответь мне почему! – шевелил высохшими губами человек. – Я не хотел приходить на этот свет! Рождение - за что оно мне, я его не просил? Смерть – почему ты не ниспошлёшь её мне? Лишь для того, чтобы терпеть твои издевательства? Ненавижу. – Человек упал лицом в песок.
Мир закружился перед моими глазами, словно лейбл винилового диска на старом проигрывателе. Медленно, но неудержимо растворяясь в темноте. Рас-каяться, по-каяться, шипела игла по пустым дорожкам винила. Рас-каять, по-каять.. Часы перед моими открытыми глазами мерно отсчитывали время. Рас-каять, по-каять, неумолимо безостановочно щёлкала секундная стрелка.
В сумерках заполняющего комнату позднего вечера был виден силуэт девочки Ренаты. Она стояла рядом с моей кроватью – худенькое, маленькое тельце в ночной рубашке. Тоненькие ручонки свободно свисали вдоль тела. Рената едва раскачивалась вперёд-назад, при этом быстро, почти беззвучно шевеля губами, словно шепча что-то. Испугавшись, я тихонько окликнул её:
— Рената, - позвал я шёпотом.
Она не шелохнулась.
— Рената, - я встал с постели и склонился над девочкой.
Она действительно шептала, но совсем тихо. Сколько я не пытался, не мог разобрать произносимых слов.
— Эй, - я прикоснулся к её плечам, они были горячими, - что с тобой?
В ответ лишь едва различимый шёпот сквозь учащённое дыхание.
Заболела, девочка моя, - я прижал падчерицу к груди. – А может, просто переутомилась. Трудно жить в такой семье и оставаться спокойной. Ну, ничего, всё скоро исправится. Всё станет по-другому. Обнимая Ренату, я чувствовал, как жалость изнутри царапает моё сердце.
Вдруг, в комнату ворвалась Женя.
— Как ты смел! – закричала она.
– Негодяй! Я так и знала! Урод! Я всё расскажу Натану! Милиция! Милиция! – вопила она.
Девочка очнулась от крика. Испугавшись, она вырвалась из моих объятий и, подбежав к матери, заплакала.
— Он что-то делал с тобой, доченька? – скорей не спрашивала, а убеждала Женя дочку.
— Мамочка, я не знаю, - испуганно заливалась та слезами.
Такое поведение ребёнка только подтверждало нелепую догадку Евгении.
— Сволочь! – она схватила телефонную трубку и стала быстро нажимать на кнопки.
Объяснять, что ни будь, было бесполезно. Я сам растоптал бы голову человеку, попытавшемуся домогаться девочки девяти лет от роду. Нельзя было, зная напряжённость моего присутствия здесь, вести себя так безрассудно. Нужно было всегда соблюдать дистанцию между собой и ребёнком. Тем более, чужим ребёнком. Ужасно, но у меня появилось ощущение, что я действительно домогался Ренатки. Я ведь и вправду, чувствуя, как дрожит её хрупкое тело, испытывал в груди какое-то трепетное ощущение. О, кошмар!
Схватив вещи, туфли, куртку, я выскочил на лестничную площадку, и, одеваясь на ходу, бросился вниз. Вниз, как в пустыню, которую только что видел во сне. Но на улице был свежий влажный ветер. Солнце спряталось за серостью облаков. Мне было легче, чем ему. Человеку из сновидения. В чём обвиняли его? В чём я сам себя обвинял?
Я бежал по городу, разбрызгивая влагу из подтаявших луж. А что, если за мной уже несётся отряд бравых стражей порядка, во что бы то ни стало стремящихся изловить и предать справедливому суду растлителя малолетних? Ярко представилась распахнутая пасть ротвейлера над моим горлом. Бежать в мастерскую? Нет, Натана явно поставили в известность, да и что он за человек – этот Натан? Вряд ли он мне поверит. В кафе к Лилит, в смысле, к Лизе? Можно, конечно, рвануть и туда, но теперешняя моя супруга наверняка знает злачные места, в которых я часто бываю. В ближайшее отделение милиции? Думаю, они будут рады отчитаться перед начальством, что схватили и обезвредили насильника малолетних, конечно же, сделав меня серийным преступником, специализирующимся в сфере сексуальных правонарушений. Так там подготовят, отрихтовав резиновой палкой, что сам отыщешь в себе маньяка, а в ком его нет, собственно?
Вот так. Рутинно и обыденно. Без всякого пафоса. Сяду, несчастный, ни за что ни про что, и стану любимой девушкой у сокамерников. Не выгрызать же себе вены из-за такого пустяка. Подумаешь, перестанешь быть человеком. Столкнёшься с унижением. Мало унижали? Сколь сам себя унижал, не пытаясь понять себя, разобраться и поступать по-человечьи. Ни разу не попытался договориться со своей совестью! Ведь не смерть - старуха с косой, а именно она - старая, смердящая бабка совесть. Из-за неё все проблемы минувшего, настоящего и грядущего.