Каторжник император. Беньовский
Шрифт:
Тем временем первый слуга привёл купца, прежде промышлявшего на Мацумае. Долгое время он вёл торговлю с айнами и неплохо научился болтать по-айнски. Беседа через двух толмачей наладилась не сразу и с трудом. Купец владел диалектом южных айнов, а камчадал — северных. Эти два диалекта значительно отличались один от другого и по лексике, и по произношению. Всё же Степанов и Винблад сумели кое-как объяснить, что прибыли они на голландском судне. Они посетили русские берега для заготовки пушнины и торговли, а сейчас идут в Нагасаки, также для торговли.
— Это голландец? — спросил второй чиновный японец, указывая
— Разве он похож на европейца? — ответил Степанов, взвешивая ответ, чтобы рассеять сомнения недоверчивых японцев. — Это камчадал, житель русской Камчатки. Большой земли, которая лежит к северу от Курильских островов.
Толмач-камчадал передал приблизительный смысл сказанного по-айнски. Толмач-купец пересказал его по-японски. Японцы закивали головой. Старший спросил:
— Почему на голландском судне оказался русский камчадал?
— Очень просто. Во время сильного шторма мы потеряли несколько человек экипажа. Пришлось на Камчатке нанять местных моряков. На европейских судах часто практикуется служба иностранцев.
Толмачи принялись за пересказ этих слов.
— Подозревают, черти, — шепнул Винблад Степанову.
Японцы предложили выпить по чашечке сакэ. Степанов решил, что самое время приглашать японских чиновников, оказавшихся начальником поселения и его помощником, в гости на корабль. Японцы переглянулись, о чём-то посовещались, и старший ответил согласием. Решили визит не откладывать. Старший чиновник пригласил всех в свою лодку, отчалившую от берега и направившуюся к «Святому Петру».
Принимал Беньовский гостей в своей каюте радушно, угощал и поил щедро. Из своих пригласил только Степанова, Винблада да толмача. Японцев одаривали подарками: шкурками песцов (соболей Морис Август пожалел), красным вином, безделушками из моржовой кости корякской работы. Японцы были тронуты подарками, хотя долго не решались их принять, истово кланялись в пояс и благодарили. Потом началась деловая беседа.
Начальник поселения взял слово. Смысл его речи был таков. Пусть чужестранцы не сочтут это за обиду. Ниппон бедная островная страна. Её окружают сильные соседи, у которых много боевых кораблей и много солдат. Поэтому правитель Ниппона, доблестный сёгун, резиденция которого находится в городе Эдо на большом острове Хонсю, распорядился закрыть страну для чужеземцев. Исключение сделано только для голландцев и китайцев. Они могут посещать порт Нагасаки на острове Кюсю в определённое время года. Поэтому появление чужеземного корабля, хотя бы и дружественного голландского, у берегов Ниппона надо рассматривать как нарушение японских законов. Должностным лицам, вступившим в контакт с чужеземцами, могут грозить серьёзные неприятности. Закон в стране Ниппон суров, но справедлив. Пусть же голландский корабль незамедлительно покинет эти воды и не создаёт почвы для нежелательных осложнений.
Толмачи долго и старательно пересказывали приблизительный смысл речи японского чиновника. Перевод был весьма далёк от первоисточника. Камчадал никак не мог уразуметь — кто таков «сёгун». Решил, что так, должно быть, называется главный бог у японцев. Основную суть этой речи Морис Август, со слов толмача-камчадала всё же уловил. Пребывание «Святого Петра» в японских водах нежелательно. Начальник поселения настоятельно рекомендовал, или скорее требовал от Беньовского, поднять якорь и идти своей дорогой.
Беньовский взял ответное слово. Он слышал от знакомых капитанов о жёстких японских законах касательно иностранцев. Он и его люди с уважением относятся к законам и обычаям страны Ниппон и не имеют ни малейших помыслов нарушать их. Только крайние обстоятельства — нужда в пресной воде — заставили экипаж бросить якорь в японских водах. Не будут ли уважаемые гости столь любезны, чтобы указать удобную гавань, где бы можно было запастись водой? Судно тот же час покинет берега Японии, как только пополнит свои запасы воды.
Опять взялись за дело толмачи, старались до седьмого пота, пересказывая приблизительный смысл речи Беньовского. Речью этой японские чиновники были, кажется, удовлетворены. Об этом можно было судить по их улыбкам и поклонам. Старший чиновник указал, что к северу от его поселения, на том же острове находится бухта. В неё впадает ручей с чистой родниковой водой. Пусть же корабль идёт туда. Действительно ли японцы проявляли заботу об экипаже галиота или просто хотели спровадить его подальше от своего селения? Прочесть ответ на сей вопрос на непроницаемых лицах гостей было никак невозможно.
Проводив японцев до трапа, Беньовский дал команду штурману подымать якорь и распустить паруса. Галиот взял курс на север и вскоре подошёл к бухте, на которую указывали японские чиновники. На некотором удалении от берега находилось селение, поменее предыдущего. Несколько десятков строений окружала невысокая каменная стена. Среди деревянных построек выделялись два-три сооружения из камня с высокими вогнутыми черепичными крышами. Очевидно, это были храмы. Справа от селения возвышались покрытые лесом горы.
По приближении к гавани судно встретили Две лодки. На одной из них находился чиновный японец со свитой. Чиновника можно было распознать по выбритому темени, скромному, но богатому кимоно из тёмной шёлковой ткани и кривому мечу за поясом. Чиновник, видимо глава местной сельской администрации, поднялся на корабль и, безошибочно уловив в Беньовском начальника, приветствовал его учтивыми поклонами. Беседы на получилось, так как в свите прибывшего важного японца толмача не оказалось. Но жестами он объяснил, что подчинённые ему жители готовы отбуксировать галиот поближе к берегу. Через некоторое время подошли ещё три лодки и, взяв судно на буксир, ввели его в гавань.
Галиот положил якорь, и Беньовский послал на байдаре за водой боцмана с двумя парами гребцов. Но едва байдара приблизилась к берегу, стоявшие на берегу японцы закричали и замахали руками, давая понять, чтобы никто из чужестранцев не смел выходить на берег. Напрасно боцман делал выразительные жесты, показывал на пустые бочки, которыми загрузили байдару, желая объяснить цель своей поездки на берег. Но толпа на берегу была неумолима. Люди продолжали кричать и махать руками. Некоторые делали страдальческие лица и проводили ребром ладони поперёк шеи. Должно быть, не столько угрожали боцману и его гребцам, сколько предугадывали свою страшную участь, если они допустят непрошеных гостей на берег. Им всем отрубят головы, как нарушителям закона, изменникам. Боцман не рискнул прорываться к ручью через возбуждённую толпу людей и повернул назад, на судно.