Каторжник император. Беньовский
Шрифт:
Шторм разразился дважды — в первый раз на широте островов Зелёного Мыса и вторично уже в Южном полушарии, южнее острова Святой Елены. Занятия, естественно, прекращались. Волонтёры отлёживались в трюмах, многие с непривычки блевали и молились. К счастью, оба шторма оказались непродолжительными. Когда океан стихал, объявлялся общий аврал. Волонтёры вместе с матросами драили палубу, помогали устранять мелкие повреждения.
Старшие офицеры и отец Огюст коротали время за карточной игрой в кают-компании. Наиболее удачливым игроком оказывался капитан. Беньовский не поддерживал компанию игроков, и вовсе не потому, что был противником азартных игр. Он считал необходимым держать некоторую дистанцию от своих офицеров. Обедал он не за общим офицерским столом, а у себя в каюте с женой. Вестовой Андреянов
Основное время Морис Август проводил за письменным столом. Он сочинял огромнейший трактат, озаглавленный им «Законченный план обширной и могущественной колонии, имевшей служить опытом против недругов Франции в Индии». Своим сочинением Беньовский намеревался поразить министров, министерских чиновников самого короля Людовика. Ещё в Париже он закупил бумаги, чернил и гусиных перьев в таком количестве, чтобы хватило на всю дорогу до Иль-де-Франса. И вот теперь он творил, творил вдохновенно, довольный собою. На его столе росла стопа исписанных листков бумаги, а под столом — куча стёртых перьев. Морис Август развивал мысли, изложенные им в его парижском докладе, и приходил к многозначительным выводам. Мадагаскар, заселённый французскими колонистами, покрытый сетью дорог и военными гарнизонами, располагающий первоклассными военно-торговыми портами, становится оплотом французского влияния в Индийском океане. Опираясь на Мадагаскар, Франция контролирует все торговые пути в этой части земного шара, обеспечивает своё доминирующее превосходство в Южной и Юго-Восточной Азии, вытесняет англичан из Индии, беря реванш за свои неудачи в Семилетней войне, заставляет голландцев потесниться на островах Малайского архипелага. «Грандиозно!» — восклицал самодовольно Беньовский, прерывая работу. Он порывисто вскакивал со стула и ходил по каюте, увлечённый дерзким проектом.
Фредерика, расположившись в удобном кресле рядом с мужем, занималась вышиванием. Иногда они выходили вместе на верхнюю палубу и вглядывались в океанский простор. На рассвете с востока появлялась над горизонтом алая полоска зари, отражавшаяся в рябистой поверхности океана. Когда солнце всходило и подымалось над головой, можно было наблюдать жизнь океана. Вот показалась из воды чёрная туша кита, испустившая фонтан брызг, взметнулась над волнами стайка летучих рыбок. А то вдруг пара резвых, игривых дельфинов преследует фрегат, а потом внезапно исчезает. Вот косяк акул с остроконечными плавниками проплывает по левому борту судна, словно зловещий конвой. Когда солнце уходит за горизонт, поверхность океана из серебристо-зелёной постепенно становится маслянисто-чёрной. Но вскоре восходит ущербная луна, оставляя на воде извилистую золотистую дорожку, по которой, казалось, можно добежать до самого горизонта, где океан сливается с небом. Зрелище это располагало Мориса Августа к мечтам.
— Вот и свершилось, Фредерика, — говорил он жене. — Ждут нас с тобой подвиги, слава и власть. Главное, власть. Подвиги и слава без власти над людьми ничто. Завоюю богатый остров и буду его властелином. Ты разделишь со мной трон властителя Мадагаскара.
— Ты честолюбив, Морис.
— А почему не быть честолюбивым?
— Замахиваешься предерзко. О троне заговорил.
— Заговорил и о троне. Вождей малагасийских задарю подарками, строптивых сломлю силой. Для начала воцарюсь хотя бы над частью острова. Франция во все времена состояла из вассальных герцогств, графств, маркизатов. Их властители были вассальными монархами, признававшими сюзеренитет французского короля. Почему бы и мне не стать вассальным властителем Мадагаскара, графом, герцогом, королём, наконец, со своими эмблемами власти? До Бога, как говорят, высоко, до Парижа далеко. Сюзеренитет французской короны будет чисто номинальным.
— По силам ли взвалил ношу, Морис?
— Выдюжим, Фредерика. А если силёнок не хватит, возьмём хитростью, дипломатией. Не на одном короле Людовике свет клином сошёлся. Наведём мосты с арабами, голландцами, англичанами.
— Не рано ли размечтался?
— Не мечты это, пойми. План сокровенный, которым делюсь только с тобой.
Фредерика ничего не ответила мужу, а только зябко поёжилась. Неуёмные фантазии Мориса Августа пугали её. А вместе с тем где-то в глубине души она ощущала приятный волнующий холодок, голос собственного честолюбия. Фредерика Генская, дочь средней руки провинциального польского помещика, — королева загадочного Мадагаскара. Она восседает рядом с мужем на роскошном золотом троне, обременённая тяжёлой королевской короной в драгоценных алмазах и изумрудах. Перед ней раболепно падают ниц подданные, ей преподносят дорогие подарки: нитки жемчуга, безделушки из натуральной слоновой кости, сверкающие волшебным блеском каменья. Неужели честолюбивые мечты её благоверного когда-нибудь сбудутся и станут явью? Дай-то Бог.
Досадная проза жизни иногда отвлекала Беньовского от радужных мечтаний. Однажды он вышел на нижнюю палубу, чтобы самолично посмотреть, как идёт обучение волонтёров. Завидев полковника, капралы с удвоенной энергией принялись выкрикивать зычными, осипшими голосами слова строевой команды. Солдаты маршировали с ружьями, выполняя элементарные команды: «Направо!», «Налево!», «Кругом!» В крайней шеренге долговязый волонтёр, по виду крестьянский парень, путался и поворачивался не туда, куда требовал от него капрал. Физиономия парня, вся в синяках и кровоподтёках, как видно, уже отведала капральского кулака.
Беньовский подошёл к шеренге и, не дожидаясь доклада растерявшегося капрала, спросил долговязого парня:
— Кто такой?
— Жак Левек.
— Откуда родом?
— Из Бургундии мы.
— Крестьянин?
— Конюхом служил у графа нашего.
— Беглый?
— Никак нет.
— Врёт он, господин полковник, — вмешался капрал, коренастый, с грубыми чертами лица, изрезанного резкими морщинами и шрамами. — Самый что ни на есть беглый. И бестолковый к тому же.
— За бегство своё перед Богом ответ держать будешь. Мы тебе не судьи, братец. А науку военную постигай. Учи, капрал. С тебя спрос.
— Стараемся, вашество.
— Оно и видно, — усмехнулся Беньовский, разглядывая побитую физиономию солдата.
У острова Святой Елены встретилось немецкое торговое судно под бременским флагом, а на подступах к мысу Доброй Надежды — английский бриг, следовавший из Индии. С бригом обменялись орудийными салютами.
В Капстаде задержались недели на две. Беньовский разрешил офицерам отпустить волонтёров на берег, не всех враз — как бы чего не натворили, а мелкими группами под надзором капралов. Сам же нанял осёдланных мулов и с женой, в сопровождении вестового Андреянова и местных проводников, совершил восхождение на Столовую гору. Решил порадовать Фредерику. Дорога петляла по окрестностям Капстада между загородных усадеб, виноградников, по сосновому лесу и голым песчаным равнинам.
Путешественники, посещавшие южную оконечность Африки, пишут: «Быть в Капстаде и не взобраться на Столовую гору — это то же, что быть в Риме и не лицезреть Папы». Дорога оборвалась у подножия горы. Далее шла крутая небезопасная тропа, переходившая местами в каменистую осыпь. Старший проводник объяснил, что далее подыматься в гору придётся пешком. Мулы по такой горной тропе не пройдут.
— Продолжаем путь, — упрямо сказала Фредерика.
Мулов оставили под наблюдением младшего проводника-кафра, а старший, красивый рослый мулат, пошёл вперёд, указывая путь Беньовским. Шествие замыкал Андреянов, который нёс большую корзину с провизией. Столовая гора не слишком высока — каких-нибудь тысяча метров над уровнем моря. И всё же восхождение оказалось утомительным из-за крутизны подъёма. Во многих местах тропу преграждали нагромождения крупных камней, которые приходилось с трудом преодолевать. У Фредерики кружилась голова, однако она не жаловалась, лишь в наиболее опасных местах протягивала мужу руку.
Плоская вершина Столовой горы представляла собой большую ровную площадку, поросшую травой. Отсюда открывалась обширная и живописная панорама Капского полуострова, залива, города и его окрестностей, нагромождения горных хребтов и вершин. Полюбовавшись панорамой, проголодавшиеся путники принялись за еду. Корзина вестового оказалась наполненной, разумеется, не корабельными припасами, а свежей провизией, закупленной в лавках Капстада. Здесь были и превосходный голландский сыр, и мягкая сдоба, и жареная курица, и местный виноград, и бутылка лёгкого вина.