Катынь. Ложь, ставшая историей
Шрифт:
Как известно, блоку Германия — Италия на континенте противостоял блок Англия — Франция. Однако интересы у составляющих его государств были разные.
Мощная морская держава, сидящая на острове, могла философски взирать на европейские дела. В смысле сухопутной войны она ничего собой не представляла, но мощный флот плюс Ла-Манш делали её крепостью, с которой немцам придётся повозиться… а потом выяснить, что пока шла заварушка, правительство империи перекочевало куда-нибудь в Индию, флот ушёл туда же, и силы были потрачены на приобретение, в общем-то, никому не нужного острова.
Но и британцы не могли напакостить Гитлеру — разве что разбойничать на морских путях. Война Германии и Англии напоминала знаменитый вопрос маленького мальчика: «Если кит налезет на слона, то кто кого сборет?»
Иное дело Франция — сухопутная держава с мощной армией, протяжённой германской границей и многовековыми счетами с соседом. Кто бы сомневался, что Гитлер всё равно захочет решить наконец все претензии, получить обратно аннексированные земли и отплатить за унижения Версаля? Конечно, Эльзас и Лотарингия по сравнению с Россией — пустяк, точка на карте, однако национальное унижение немцы запомнили хорошо, и его надо было смыть. Желательно сделать это, вымыв сапоги в Атлантическом океане…
Едва ли можно сомневаться и в том, что в Париже это понимали, и если Гитлер увязнет в России, то в превентивном порядке, просто для собственной безопасности, могли от души врезать ему под зад. Могли, конечно, и не врезать — но кто даст гарантию? «Освобождение мира от коммунизма» было английской и американской заботой, а Франции следовало побеспокоиться в первую очередь о себе, а потом уже о судьбах мира.
Наконец, и Гитлер, и тем более Сталин прекрасно понимали итоговый смысл всей комбинации — дать Германии и СССР обескровить друг друга в войне, а потом обрушиться на победителя, разбить его и заодно прибрать захваченные земли — чего добру-то пропадать… И здесь тоже, по причине отдалённости США и ничтожности в сухопутной войне Британии, ключевую роль будет играть французская армия. Стало быть, чтобы поломать эти планы, французская армия должна быть уничтожена. Интересно, когда этот простой расклад стал доходить до умов правителей, сидевших в Лондоне и Париже?
Теперь о волке, козе и капусте. Положение у Гитлера в 1939 году было чрезвычайно сложное. Дело не в том, что Гитлеру требовался в лице Польши послушный сателлит для войны с Советским Союзом. Как раз нет — в этой схватке он вполне мог обойтись простым военным союзом. Но начать большую войну с СССР для него значило всё время жить под угрозой войны на два фронта. А если начать с Франции — то за спиной оставалась Польша, старая союзница Парижа. Это французы не начали бы войну ради чужих интересов, а поляки, по шляхетской безбашенности, вполне могли ударить с тыла. И что в таком случае делать?
К счастью немецкого фюрера, в этом заборе зияла здоровенная дырка. Советский Союз до сих пор был не связан договорами о взаимопомощи ни с кем, кроме почившей к тому времени Чехословакии. Западные страны таким образом освобождали себя от обязательств по отношению к государству, ради которого и выращивался нацистский монстр — но они и Советский Союз тем самым освобождали от каких бы то ни было обязательств! Если Сталин пойдёт на договор с Германией, одно неизвестное станет известным. Тогда можно будет ударить по Польше и, быстро разгромив её (в чём ни у кого, кроме поляков, сомнений не возникало), ликвидировать первый фронт, а потом, если Франция вздумает всё же воевать, сделать германо-французский фронт единственным. Удара с востока можно не опасаться — Советский Союз лихорадочно готовится к войне, время работает на него, так что фальстарт Сталину категорически невыгоден.
Что касается Польши, то тут интересы всех трёх участников процесса роковым образом сошлись. Гитлеру, чтобы начать войну, требовалась гарантия. Ему нужна была Польша в своём лагере, и только в своём, не равноправным союзником, а послушным сателлитом. В первую очередь потому, что не было уверенности в её позиции в случае германо-французской войны — немцев в Польше терпеть не могли, территориальные претензии имелись… Вполне можно было ожидать удара в спину. Нет, только сателлит, иначе… лучше бы её вообще не было!
Зато Польша в лагере Гитлера не устраивала Англию с Францией, поскольку в этом качестве не могла служить противовесом немецкому движению на запад. А вот СССР, с самого начала кричавший о германской агрессивности — мог (по крайней мере, так тогда казалось). Чем Польша в качестве германского сателлита — лучше бы её не было, и на восточной германской границе стояла Красная Армия!
Для Советского Союза Польша отнюдь не была защитой от Гитлера, как иногда говорят. Она неплохо прикрывала Германию от Красной Армии, но не Советский Союз от вермахта. У нас никто не сомневался, что в случае войны Красной Армии придётся иметь дело с объединёнными польско-германскими силами. Тухачевский в своём «плане поражения» писал, что Варшава на 1936 год могла выставить 50 дивизий. Какими бы дурными вояками они ни были, но всё равно на фронте грядущей войны были нам совершенно не нужны. Чем Польша в союзе с Германией — пусть лучше её и вовсе не будет.
Эти расклады прекрасно понимали во всех столицах. Кроме одной…
…Только после 23 августа британцы поняли, что натворили. Пытаясь как-то остановить войну, которая теперь, после заключения советско-германского пакта, должна была привести к столь грозным для Западной Европы результатам, 25 августа Англия подписала с Польшей договор о взаимопомощи. Военного соглашения, правда, заключить не успели, но всё же Муссолини испугался и отказался участвовать в войне. Тогда Гитлер срочно отменил назначенное на 26 августа нападение. Ненадолго.
29 августа Германия выставила Польше новые условия — фактически, последний ультиматум. Теперь к старым требованиям присоединился плебисцит в «польском коридоре», зато было обещано, что новые границы Польши гарантирует вся «большая четвёрка» плюс СССР. Ситуация практически полностью повторяла Мюнхен. Либо поляки сдадутся, либо…
Поляки, естественно, не сдались. Более того, они потрясали оружием. В начале августа в беседе с французским министром иностранных дел Жоржем Бонне польский посол в ответ на замечание, что угроза войны с Германией делает для Польши необходимой помощь СССР, ответил: «Не немцы, а поляки ворвутся в глубь Германии в первые же дни войны».
Реальных оснований для такого ответа у поляков не имелось, но если чисто формально судить по численности армии, всё было не так плохо. После мобилизации они рассчитывали иметь 39 пехотных дивизий, 12 кавалерийских, 3 горные и 2 мотомеханизированные бригады — всего до 1,5 миллиона человек, более 700 танков и танкеток и около 800 самолётов. Правда, к началу боевых действий мобилизация ещё не была завершена, но командование считало, что против армии вторжения, которую могла выставить Германия, хватит и того, что есть. Расчёт был на то, что большую часть армии противник вынужден будет держать на французской границе. Однако Гитлер правильно оценил англо-французские приоритеты, и большую часть вермахта бросил на восток. К 1 сентября на польском направлении сосредоточилось 42 пехотные и горнопехотные, 8 мотопехотных и лёгких моторизованных и 6 танковых дивизий и ещё некоторые части — всего 1,6 миллиона человек и, что самое главное, 2586 танков и 2175 самолётов. На западе Гитлер держал лишь 44 пехотные дивизии, причём почти без боеприпасов, и ни одной танковой или моторизованной.