Кавказская слава

Соболь Владимир

Ротмистр покачал головой:

— Поляку в форме русского офицера? Очень сомнительно. Не сделать бы, ваше превосходительство, хуже.

— Как знаешь, — равнодушно отозвался Ланской. — Но тогда с ними другие поговорят.

За спиной застучали колеса. Все обернулись. Из улицы на площадь одна за другой въезжали упряжки. Полурота конной артиллерии развернулась на свободном месте. Прислуга быстро посыпалась с лошадей, ловко взялась за привычное дело: отцепила передки, поставила зарядные ящики, достала картузы с порохом и картечью. Скоро три шестифунтовые пушки нацелили свои жерла на чуть сдавших назад поляков. Егерские шеренги разошлись, держась, впрочем, настороже.

— Отъедем-ка и мы, господа, — позвал своих офицеров Ланской. — А то под свою картечь вдруг попасть — глупей не придумаешь.

Фейерверкеры стояли на местах с горящими пальниками и только ждали команды артиллерийского майора. А тот смотрел на Земцова. Генерал же пока колебался.

Гренадеры зашевелились, раздвинулись; из глубины вышел офицер и стал перед фронтом:

— Я хочу говорить со старшим.

Он был закопчен дымом, вымазан кровью, толстая, грязная повязка из разорванного нательного белья накручена вокруг шеи, под наброшенной на плечи шинелью левая рука висела на перевязи; русские слова он произносил достаточно чисто.

— Генерал-майор Земцов. Слушаю вас.

— Капитан Чапский. После гибели майора Остроленского командую батальоном. Тем, что от него осталось после сражения у моста. — Капитан прервался, сглотнул; видно было, что следующая фраза дается ему с трудом. — Я не хочу губить своих людей понапрасну.

Земцов охотно помог ему:

— Я предлагаю вам почетную сдачу. Вы сохраняете все знаки отличия, оставляя нам только оружие.

Чапский посмотрел на него недоверчиво.

— У вас есть?.. — Он щелкнул пальцами, словно вызывая из воздуха недостающее слово. — Полномочия?

Земцов даже не улыбнулся.

— Я командую этим отрядом. Командир корпуса генерал-лейтенант Ланжерон не будет оспаривать мои действия.

— Хорошо. — Капитан обернулся и негромко выкрикнул несколько слов по-польски.

Никто из его людей ни на секунду не шелохнулся.

— Жолнеже! — повысил Чапский голос. — Заставямы бронь на земи! [9]

9

Солдаты! Кладем оружие на землю! (Пол.)

Не качнулся ни один штык. Все три фаса сохранили равнение, мрачные усатые лица глядели из-под козырьков с неукротимым остервенением. Каждый горел недавним боем, еще ощущал силы и дух сопротивления.

— Панове! Пшиятеле! Я — капитан Чапский — россказую вам зложить бронь. [10] — Голос польского командира звучал почти умоляюще.

Земцов шагнул к нему:

— Пан Чапский! У нас нет времени. Мои артиллеристы не могут ждать до темноты.

— Панове! — закричал капитан. — Полска не ухсце паши непотшебны офяры! Наше малжонки, наше матки хцом зобачить живых сынов и менжи! [11]

10

Господа! Друзья! Я — капитан Чапский — приказываю вам положить оружие (пол.).

11

Господа! Польша не нуждается в наших напрасных жертвах! Наши жены, наши матери хотят увидеть живых сыновей и мужей! (Пол.)

Новицкий быстро переводил. Валериан повернулся к Ланскому:

— Никто не хочет быть первым. Ни один не хочет положить оружие раньше других.

— Да! И все они умрут вместе. — Генерал покосился на пушкарей.

Жерла пушек оставались холодны и неподвижны.

— Капитан! — поднял руку Земцов. — У вас есть не более трех-четырех секунд.

Подстегнутый голосом русского генерала, Чапский бросился вперед, схватил ружье у гренадера в первой шеренге, вырвал и бросил под ноги. Рванул к себе другое и тоже отнял после недолгого сопротивления. Третий отдал беспрекословно, остальные стали складывать оружие сами, аккуратно и осторожно. По знаку Земцова к лежащим на земле ружьям выдвинулись часовые. Две роты начали выстраивать коридор, вдоль которого пленные поляки пойдут к мосту.

Капитан вернулся к Земцову:

— Ваши люди могут погасить пальники, мы даем слово в обмен на ваше. — И вдруг, подтянувшись, выпалил громко, отчетливо, желая, чтобы его слышали все на площади: — Билишмыщен з хонорем, з хонорем зложимы бронь!.. [12]

Мадатов расслабился и вдруг боковым зрением увидел подъезжавшего Тарашкевича.

— Что случилось?

— Фома Иванович передает, что нашел дом, а там…

За спиной треснул выстрел. Валериан еще ничего не успел подумать, а уже держал в руке саблю и разворачивал Проба. Но Ланской поднял руку, успокаивая полковника.

12

Бились мы с честью, с честью и сложили оружие… (Пол.)

Чапский падал навзничь, и так же медленно из опущенной его руки валился на землю маленький пистолетик вроде дорожного.

Капитан рухнул рядом с неширокой длинной лужей, едва не окунув голову в воду, перекатился на бок, передернул пару раз длинными ногами и успокоился. Несколько гренадеров, не дожидаясь команды, кинулись к командиру. Земцов тоже приблизился.

Один из поляков поднял голову, увидел русского генерала.

— Серце, — сказал он и для верности показал на левую сторону груди. — Згинул. [13]

13

Сердце. Погиб (пол.).

Новицкий толкнул свою кобылу, подъехал к телу польского офицера.

— Хвала! [14] — коротко бросил он сверху, приложив пальцы к козырьку кивера.

— Хвала! — ответили, выпрямляясь, четверо, что подбежали к телу.

— Хвала! — грозно крикнули остальные.

Выскочил Рогов, начал командовать. Поляки двинулись с площади, перестраиваясь в колонну. Мертвого капитана на его же шинели несли первым.

Валериан вернулся к своему унтеру:

14

Слава! (Пол.)

— Так что же там, Тарашкевич?

— Дом не простой. Офицеры стояли. Много бумаг осталось. Не по-нашему писаны.

Мадатов окликнул Новицкого. Подъехал еще и Ланской, выслушал охотника и приказал:

— Новицкий, быстро туда и каждый листочек прогляди до последнего слова. А ты, унтер, скажешь Чернявскому, чтобы поставил караул у дверей, и, пока ротмистр не закончит, не пропускать ни одного человека, кроме меня и полковников. Поняли? Быстро!..

Валериан уже собирался уводить гусар с площади, когда его окликнул Земцов.