Кавказская слава
Шрифт:
Пока ворошил старые, пока укладывал новые, появился Атарщиков:
— Земли бы еще накидать сверху, совсем славно бы стало.
— Ты к пионерам за лопатой ходил?
— Нет, я совсем по другому делу. Пойдем, Александрыч, разговор будет.
Не спрашивая — зачем, Новицкий последовал за Семеном. Он уже привык к обычаям проводника и знал, что попусту тот его никуда звать не станет.
Так же, как с Ермоловым, они обошли повозки, но дальше направились не к кострам кабардинцев, а уклонились левее, перескочили топкие берега ручейка, стекавшего с недалекого уже склона, миновали лошадиный табун, отозвавшись нужным словом казакам, и уже в полной темноте выбрели на небольшой островок кустарника. Там Семен придержал за локоть Новицкого, приложил ладони ко рту и жалобно протявкал, подражая чекалке [42] . Эти твари крутились вокруг в немалом количестве, ожидая себе поживу к завтрашней ночи.
42
Шакал.
Короткий свист был ответом, и кусты зашевелились, Сергею показалось, что он видит человеческую фигуру, не всю, но голову, плечи, длинную черточку ружья, словно перечеркнувшую силуэт по диагонали.
— За мною держись, — приказал резко Атарщиков и направился к незнакомцу.
На всякий случай Новицкий взялся рукой за кинжал. Семену он доверял безусловно, но в любом случае оружие успокаивало.
Раздвигая набухшие водой стволики, они пробрались в самые заросли. Человек уже сидел на свободном месте, скрестив ноги и положив ружье на бедра.
— Его зовут Мухетдин. Он аварец. Пришел вместе с ханом, но увидел меня и захотел повидаться.
— Как же он прошел сквозь секреты?
Семен перевел вопрос, и Новицкий увидел, как в темноте блеснули до завидного белые зубы горца.
— Он говорит, что наши сторожа не увидят и ленивого буйвола, если только он не притащится сам. На самом деле Мухетдина можно заметить, лишь когда он захочет.
— А как ты узнал, что он здесь?
— Он мне сказал.
— Нашел тебя посреди огромного лагеря? — усомнился Сергей.
Атарщиков спросил кунака, и тот ответил, словно рассыпал быструю частую дробь.
— Говорит, что искал лучшее место в этом болоте. Подполз к навесу, коснулся меня рукой, проронил пару слов. Я подождал и направился следом. Потом пришел за тобой.
— Что он хочет сказать?
— Что знает, как подняться на Талгинскую гору. Где-то много левее нашего фланга, верстах в четырех, начинается крутая тропа. Очень крутая тропа, но опытный человек пройдет. Сильные люди, может быть, затащат и пушки.
— Наверное, на ней сидят уже люди Султан-Ахмета.
— Мухетдин уверяет, что никто уже не помнит эту тропу. Когда-то ее показал ему отец. И он сам один или два раза спускался по ней, преследуя зверя — медведя или оленя. Он не станет обманывать, и я не думаю, что это ловушка.
Новицкий помолчал, обдумывая слова Семена. Мухетдин неожиданно наклонился вперед, глянул ему в лицо, снова осклабился и что-то проговорил так же кратко и быстро.
— О чем это он?
— Говорит, что видел тебя сегодня. Стрелял два раза и промахнулся. Третий раз попал бы всенепременно, но начали бить орудия, и он отполз выше. Говорит — ты счастливый.
Сергей вспомнил две ударившиеся рядом пули и почувствовал, как холодок пополз по хребту.
— Почему он решил помочь нам, а не своему хану?
— Он слышал, что русские хорошо платят…
К удивлению Новицкого, Ермолов поверил сразу. Вельяминов еще сомневался, расспрашивал Сергея, что за человек этот Мухетдин, да почему же ему доверяет Атарщиков? Новицкий ежился под холодным взглядом начальника штаба корпуса и отвечал честно, что видит аварца впервые, но Семен с ним знаком издавна и верит ему вполне. Он же, Новицкий, полностью надеется на казака.
— Оставь его, Алексей Александрович, что он знает, он уже рассказал.
— Я бы хотел еще посмотреть на этого Мухетдина.
— И что увидишь? Грязная морда, усы, папаха. Бешмет, весь в дырьях, он не снимает и не стирает. Что ты поймешь? Что проверишь? Но я знаю, что здесь, на востоке, золото побеждает так же уверенно, как и свинец.
— Надежнее всего сталь, — проворчал Вельяминов.
— Ты прав. Но сегодня дорогу штыкам проложить может другой металл. Распорядись вызвать сюда майора Швецова из Кабардинского. Только без всякого шума. Помнишь, — оборотился Ермолов к Новицкому, — как два года назад его выручали из чеченского плена? А вот теперь он может нас выручить. Он эту яму еще не забыл. Зубами грызть будет…
Кряжистый Швецов спокойно слушал командующего:
— Поднимешь свой батальон и поведешь к левому флангу. Только тихо-тихо. Чтобы даже соседи не слышали. За охранением будет ждать тебя проводник. Версты через четыре поползете наверх. Там, помнится, стоит мощный лес. И от ветра защитит, и не так нашумите. Дам тебе два орудия. Больше не понадобится, вам и эти придется на руках и спинах тащить. Никакой стрельбы. Вражеские караулы только втихую: штыками или кинжалами. А поднимешься на вершину, передохни и, не дожидаясь рассвета, ударь сразу вдоль гребня.
Майор спокойно кивнул. Мясистое лицо его, как показалось Сергею в неверном свете свечи, было вполне довольно. Он понимал, как трудно поручение, и в то же время радовался, что оно досталось ему.
Ермолов шагнул к Швецову и приобнял его за плечи:
— Да помни, брат: с горы тебе дороги обратно нет. Я тебя там должен найти живым или мертвым.
Вельяминов оторвался от карты и острым взглядом пронизал Новицкого словно насквозь. И Сергей, похолодев, понял, что страшные слова Ермолова относились и к нему то же…
Если бы Новицкий сам не слышал, как умеют кричать офицеры Кабардинского полка, он бы решил, что тише этих людей не найти во всем ермоловском корпусе. Швецов подошел к костру, сказал несколько слов, и капитаны, поручики один за другим начали подниматься, исчезая в холодной и сырой ночи. Тот самый ругатель Гогниев пропал из виду одним из первых, и его же рота первая показалась у линии охранения, где ее уже ждали Мухетдин и Новицкий с Атарщиковым.
По мнению Новицкого, солдаты появились из тьмы как призраки, но Мухетдин покачал головой и что-то сказал Семену.