Кавказушка
Шрифт:
От изумления у Жении замутилось в голове.
Каждый день видеть сына!
Дороже подарка судьба не подносила ей.
Сидеть без дела Жения не могла и не собиралась.
Про это она и доложи Вано, едва занесли они пустые чемоданы назад в землянку.
– Ну-у… Чего-чего, а рук у нас кругом нехват. Возьми санбат – прорыв. Доктор с медсестрой нянчат на носилках раненых… Некому за ранеными смотреть… Возьми кухню – опять прорыв. А кухня штука повышенного внимания. Будешь лучше кормить, быстрей поднимутся раненые. Сильней будем трясти фашистскую гаду… На кухне тебе
Картинка выскочила занимательная.
Жения не знала русского. Заваров ни слова не знал по-грузински. Как же работать вместе?
Загоревала Жения, затосковал Заваров.
Помощнице, конечно, он рад.
Да по-каковски толковать с ней?
– Я вот тоже про то же, – вздохнул Заваров. – В рай подняться – лестница коротковата… Что ж мы, вот так и будем, Генацвалечка, сидеть друг против дружки немыми чурками с глазками? А я считаю, учение спины не горбит. Поучись, сударушка…
И наладился Заваров натаскивать Жению.
Схватил ведро. Затряс над головой:
– Ведро! Ведро-о!.. Повторя-яй! Ве-едро-о-о!..
Осердилась Жения. И чего мужик блажит?
Заваров подпустил ласки в голос:
– Ты, Генацвалечка, не отквашивай губочки по пустякам, не мокни, как говорил у меня дед, малой водой. А подучись, милоха, сперва… Так мы на чём? На ведре остановились?
Податливая Жения весело махнула рукой и несмело, конфузливо по слогам потянула следом за Заваровым.
Раз двадцать прогремел Заваров про то ведро. А на двадцать первом уже и Жения твёрдо отрезала: "Ведро!" – и отдохнула…
Потом тыкал он в ближние предметы, по нескольку раз называл каждый. И Жения добросовестно повторяла за ним.
На кухне уже ничего не осталось, что бы они не прошли.
Заваров мельком стрельнул на стенные часы и вытаращил глаза, как зарезанный бугай:
– Э-э-э!.. На носу обед, а у нас кроме лекций ни шиша!
– Шиш – эта чито? – полюбопытствовала Жения.
– Что, что!.. Ликбез, сударушка, прикрывается! Распечатаем-ка дело… Вскорую чисть картохи. А мясом я займусь.
Он вложил ей в руку нож, картофелину. Знаками показал: чисть, ну чисть!
Жения послушно сняла с картофелины одну тоненькую, живописную завитушку.
– На перви, – выставила указательный палец, – чито будэт?
Заваров молча поднёс к ней полную кастрюлю прокислых вчерашних щей.
Жения страдальчески поморщилась.
Осудительно покосилась на Заварова.
– А я бы на твоём месте не фыркал! – вскозырился Заваров. – Щи, они и есть щи. Русский из-за стола встанет без щей – голодный!
Заваров стушевался.
У него-то и со щами встаёт голодный.
Сам он к своим щам не притрагивается.
Скинул он на полтона.
– Чего… Щи – фирменное блюдо, – заоправдывался. – Как могу… Война… Здесь не ресторан "Националь"… Не до деликатесовщины… А окормлять народушко надо! Оне каждый день половину не съедают. А я каждый день варю по норме. Не свари – начальство в одно место целую перчину воткнё. А так… Норма есть! А что не едят, так это, извиняюсь, ихняя мировая скорбь… Перед ихними капризами мы шапчонку не ломаем. Хотя… по чести… Тоскли-ивенькие у меня щи…
Заваров обругал себя мямлей. Встрепенулся. Налёг голосом:
– Хватит антимоний! Ну да чисть картохи! Даём пролетарские
Жения медленно, вызывающе провела перед ним из стороны в сторону ножом:
– Дайом харчо!
– Щи! – прикрикнул Заваров.
– Харчо!
– Щи! – притопнул Заваров. – И заруби на своём носу, сударка. В армии приказ начальника не обсуждается, а выполняется! Оно хоть я и сам рядовой, да ты всё одно рядовее… Упрямиха!.. Воистину, бабы всех мастей родом из пекла. – И выкрикнул фальцетом, гневно вскинув руку, мол, дискуссия окончена: – Щи!
Жения бросила нож, недочищенную картофелину в ведро с картошкой и обиженно пошла из кухни.
"Наступи мышке на хвост и та огрызнётся", – в лёгкой растерянности подумал Заваров, направляясь за Женией.
Он настиг её уже в двери, опасливо тронул за локоть.
– Мы так, Генацвалечка, не договаривались. Совсемушко у нас житуха наперекрёс ломанула…
Остановилась Жения, вслушивается в голос. Будет глотку драть – к чёрту от такого генерал-повара!
– Ми-илая! Радость ты моя всекавказская! – сносит Заварова на самые нежные тона. – Ты уж не шали так… Нам нельзя подврозь… Уж куда оглобли, туда и сани… А ты… Спокинуть одного… Я всё рабочее время вбубенил в твой ликбезишко. А ты теперища хвосток трубочкой и прочь? Дорогуша! Уж горшок об горшок не надо бы. Не уходи… Извиняй, погорячился… Вышел из градусов… Пойми, чего я боюсь… Я сготовил… Ну, несъедобно… Не… Помякша… Ну невкусно… Дак несмертельно. А я не знаю, а я не ведаю, как ты стряпаешь. А ну наготовишь – с дудками под трибунал подпихнёшь! Как-то, понимаешь, не больно охота, чтобушки мои кулинарские доблести, то есть наши с тобой, разбирал, на часто ситечко сеял сам трибуналий…
Жения отлепила, столкнула с локтя его цепкие пальцы.
Пошла дальше.
– Ну и жизнюка! – взмолился Заваров. – В огонь зайдёшь – сгоришь, в воду полезешь – захлебнёшься, в лес пойдёшь – заблудишься, с бабой свяжешься – спокаешься. Без обеда столько миру оставить! Генацвалечка! Да крест на те есть?
Жения обернулась, выставила прежнее условие:
– А харчо дайом?
– Даём! Даём!! – согласно затряс Заваров и головой, и руками. – Как не дать? Да на тебе белый свет углом сведён! Любой харч!.. Абы только давай! Да-ава-ай!! Генацвалечка!!!
Через два часа Заваров гордовито вышагивал среди раненых с двумя вёдрами харчо.
– Дорогие граждане больные! Чижолые и лёгкие! Но все одинаково голодные по моей милости! Спешу вас о…
Его перебили. Заворчали со всех сторон:
– Да кончай трёп!
– Не кайся загодя! Лей уж свои портяночные щи!
– Загодя прощаем…
– И без митинга!
Заваров защитительно выставил поварёшку.
– Извиняюсь, граждане голодные! Но с сёдни фирменные щи – хоть портянки полощи, схлопотали отставку! По этому поводу маленький митинг. Спешу вас обрадовать! Как вы знаете, всё живое требует пищи и притом хоть чуток вкусной. Сёдни, докладываю, всё вкуснотень! Сёдни обед у нас с кавказским уклоном. На первое вместо тоскливых вечных щей будет дано хорчо. Что это такое? Во-первостях, это все едят, а умные просют добавки. А переводится с голодного так: хор – ай хоррошо! А чо – чо мало налил?! Лично я так понял.