Казачий дух
Шрифт:
Время подходило к шести часам вечера, Леонида Ильича начало клонить ко сну. Организм все чаще стал давать сбои, уходя из действительности без всяких таблеток, к тому же категорически запрещенных ему к приему старыми друзьями-товарищами. Генеральный секретарь распустил губы и зафырчал через них, метясь носом в разложенную на столе сводку незавершенных недельных планов. За ним с укором наблюдал со стены портрет Ленина, вождя мирового пролетариата, всю жизнь спавшего меньше положенного. Дверь неслышно приоткрылась, в кабинет заглянул министр иностранных дел Громыко, отмахнувшись
— А-а, это ты, главный дипломат, — узнал он министра иностранных дел. — Как там с этим… с перебежчиком, не хотят американцы его возвращать?
— И не вернут, Леонид Ильич, — придвигаясь к столу еще ближе, признался Андрей Андреевич. — Весь капиталистический мир настроен против нас, боюсь, что борьба нам предстоит еще долгая.
— Выдержим, нам не впервой, — Генеральный секретарь протер глаза пальцами и окончательно отряхнулся от остатков сна. — Русский человек — он и создан для этой борьбы, а не будет ее, он заржа-жавеет. Вспомни этих, как их…
— Кого, Леонид Ильич?
— Да этих, новгородцев, что этого… Рюрика возвели на престол. Сами не могли справиться со своим буйным темпераментом, вот и призвали на правление варягов. С той поры и пошло, что ни царь, то иностранец. Я тоже украинец, да и ты, Андрей Андреевич, не совсем русский.
— Но у нас-то с вами одно название — славяне.
— Славяне, не спорю, да не русские. Славян этих знаешь сколько — чехи, поляки, сербы, хорваты… в общем, целая Югославия, — Брежнев вытер ладонью губы с белым налетом по углам и воззрился на посетителя. — Ладно, что там у тебя, выкладывай, да пора закругляться. Устал я, день сегодня какой-то душный.
— Конец августа, наверное дождь надвигается, скоро они зарядят до самого ноября, — раскрывая на столе папку с бумагами, мельком глянул в окно Громыко. — Я к вам, Леонид Ильич, все по тому же вопросу, кого мы утвердим на место этого Нечипуренко, будь он неладен.
— А мы разве с тобой в прошлый раз не обсуждали какие-то кандидатуры?
— Было дело, но к общему консенсусу мы тогда не пришли.
— Так давай приходить.
— Я предлагал Тарасова и Ростиньякова, — зашелестел страницами министр. — Тарасов у нас работает послом в Канаде, а Ростиньяков, соответственно, в Испании.
— Я вспомнил, ты еще сказал, что этот Тарасов перешагнул рубеж шестидесятилетия, но со своими обязанностями он справляется неплохо.
— Даже хорошо.
— Вот пусть он на месте и остается, зачем ему Канаду менять на Америку, один хрен Американский континент. А этому Ростиньякову надо расти, твои слова, что ему всего тридцать пять, и дипломат он способный.
— Никто не спорит, Леонид Ильич. Вот только наши разведчики откопали в его биографии некоторые штрихи, не совсем, так сказать, положительные.
— Наркотики перевозил или боеприпасы?
—
— Тогда какие такие штришки? Говори, не стесняйся, ты сам всю жизнь на иностранцев пропахал.
— Я работал на Советский Союз.
— Я в том смысле, что на нас но у них, — Генеральный секретарь похмыкал себе под нос и снова обратился к министру. — Что там еще за штришки?
Громыко выдернул из кипы бумаг несколько нужных страниц, быстро пробежал их глазами и откашлялся:
— Вадим Петрович Ростиньяков оказался потомком терского казака Дарганова, женившегося во время войны с Наполеоном Бонапартом на французской дворянке Софи де Люссон и привезшего ее на свою родину, в станицу Стодеревскую на Кавказе, — на одном дыхании прочитал он.
— Ну и что вы нашли здесь плохого? — приподнял одну бровь Брежнев. — Ленин тоже был дворянином, а советская дипломатка Сашенька Коллонтай разъезжала по всему миру безо всякой чекистской охраны, хотя вначале была эсером и в роду у нее были контрреволюционеры.
— Леонид Ильич, дело в том, что когда эта чета покидала Париж, то у французов случилась кража весьма редких раритетов, в частности, золотой цепи с медальоном, принадлежавших одному из кардиналов и считавшихся их национальной святыней. Пропали и многие другие ценности, среди которых была диадема работы известного итальянского ювелира Пазолини.
— Драгоценности украл со своей мамзелькой этот казак Дарганов?
— По данному поводу до сих пор ничего не известно. Но в краже тогда подозревали банду из терских казаков, предводителем у которой была французская женщина. Вот постановление императора Александра Первого о проверках на всех дорогах Европы, ведущих в Россию.
— Если до сих пор неизвестно, то зачем поднимать лишний шум? — Генеральный секретарь нахмурился, нашарив среди бумаг паркер, постучал им по столу. — Эти сокровища не найдены совсем, или они остались у нас?
— От них и следов не осталось, то есть, наши органы не располагают никакой информацией.
— Галиматья какая-то, у терских казаков атаманом была французская Жанна Д'Арк… Кто в это поверит, и почему все решили, что сокровища украдены этой парой?
— Дело в том, что одна из дочерей казака Дарганова вышла замуж за французского аристократа Буало де Ростиньяк. Они поселились в Москве, в собственном особняке на Воздвиженской улице, приобретенном Даргановым и его женой Софьей как раз во времена их возвращения из Парижа. Кстати, от союза дочери с тем французом начинается фамилия Ростиньяковы.
— А не мог этот Буало купить особняк на свои деньги?
— Сделка с прежним хозяином дома графом Заславским произошла на двадцать с лишним лет раньше, когда герцог Ростиньяк еще под стол пешком ходил. Кроме того, по данным, полученным из французской полиции, примерно в то же время дворянкой Софи де Люссон был приобретен во Франции замок недалеко от городка Обревиль, где был мэром ее родной дядя по фамилии Месмезон. Туда уехал жить ее младший сын Петр, женившийся на Сильвии де Эстель, тоже французской аристократке. Но и это еще не все.