Казачий разъезд
Шрифт:
— Ну, ничего! Ничего… Русских, наверное, было намного больше, чем вас.
— Не знаю, — сказал солдат, всхлипывая. — В этом бою убили Ивара, Свена. Да не только их. Погибли почти все мои приятели.
— Приятели — дело наживное. Ты скажи, удалось ли спасти пушки, порох, провиант?
— Московиты всё захватили.
Хорд понимал, что солдат не лжет. Тем более, что к вечеру подошло еще несколько гонцов от Левенгаупта с сообщением о катастрофе. Это казалось невероятным. Дурным сном. Не могли русские разгромить большой отряд под командованием талантливого и опытного генерала…
Тем не менее с фактом приходилось
20
Ретирада (от «ретироваться») — отступление, бегство.
И что казалось уж совсем невероятным, так это способ действия русских войск — внезапное, стремительное, а главное, тактически грамотное нападение. Царь Петр выстроил свои силы в две линии. В первой были пехота с кавалерией на флангах, во второй — кавалерия, подкрепленная гренадерскими ротами. Именно так строили порядки еще со времен Ганнибала все полководцы, уверенные в своих войсках. Кавалерии полагалось во время боя зайти во фланги противника, если, конечно, противник разрешит это сделать. «Следовательно, — решил полковник Хорд, — русский царь научился не бояться нас. И уверен в том, что его войска будут тверды в деле…»
Совершенно неожиданным представлялся и маневр конного корпуса русского генерала Боура. Появившись на поле в разгар сражения (он спешил к месту схватки из соседнего Кричева), Боур прошел в тылу русских войск на их левый фланг и тут же ударил по шведам. Остатки отряда Левенгаупта, как и самого генерала, спасли ранние сумерки и разыгравшаяся вскоре метель…
Тут же выяснилось, что беда постигла и другой шведский отряд, под командованием генерала Лагеркроны, который должен был занять город Стародуб, где были удобные зимние квартиры, запасы продовольствия и пороха. Крестьяне, специально высланные навстречу шведам стародубским полковником Скоропадским, сбили их с верного пути. Тем временем в Стародуб вошли русские войска под командованием генерала Инфланта. Теперь о попытке взять город штурмом не могло быть и речи.
Королю доложили и об этом.
— Лагеркрона сошел с ума! — сказал король. — Буду рад, если ему помогут эскулапы. Я помочь ему уже не в состоянии.
Ночью Карл собрал совет. Присутствовали граф Пипер, фельдмаршал Рейншильд, полковник Хорд и генерал-квартирмейстер Гилленкрок. Все молчали. Когда король попросил первого министра графа Пипера сказать свое мнение о создавшейся ситуации, тот ответил, что всегда считал и сейчас считает лучшим для шведской армии двинуться к Балтике и освободить от русских Эстляндию. Рейншильд уклонился от ответа. Он лишь спросил, не меняют ли последние события планов похода на Москву.
— А у меня никакого плана нет! — ответил вдруг король. — Война сама их продиктует. Я знал, что надо найти неприятеля, разгромить его, как мы поступали всегда, войти в Москву
Тут граф Пипер решился заметить, что такой план может быть невыполним.
— Но ничего другого нам не остается! — возразил король. — Вы, граф, призываете меня к осторожности, забывая, что русские претендуют на половину нашего королевства. Будем честны: когда-то многие из наших земель действительно принадлежали им. Но мы отняли у русских эти пространства во время московских смут и безвластия. Более того, ни в одном из договоров русские не признали нашего права владеть этими землями. Не царь Петр, так кто-то другой начал бы войну. И ее исход может быть решен только в самой Москве. Надо раздробить это царство на множество других, помельче. Иначе Москва всегда будет нам угрожать. Если такое невозможно, то тем хуже для нас и всей Европы. И потому я намерен идти вперед и искать русскую армию, чтобы ее уничтожить, пока не поздно. Ни мы сами, ни кто-либо другой даже во главе всех европейских армий лет через десять уже ничего не сможет поделать с этой страной. Она уже сильна, а в будущем обещает стать еще сильнее. Надо спешить.
Может быть, это была самая длинная речь, произнесенная королем со времени его вступления на престол. Его слушали молча, кутаясь в плащи, не зная, что ответить. Все были очень похожи на озябших птиц, сидящих на голой, исхлестанной осенними дождями ветке.
— Итак, — продолжал Карл, — я должен поблагодарить за совет. Мы идем на юг, во владения казацкого гетмана Мазепы, где найдем и провиант, и оружие, и порох, и союзников.
Все поднялись и с поклонами удалились.
Карл принадлежал к породе людей, которые попросту не нуждаются в советчиках.
— Он парализует мою волю! — признался Рейншильд Пиперу, выходя от короля. — Я надеялся, что вы сможете на него повлиять. Теперь, без обоза, без подкреплений, идти на Москву, да еще таким окольным путем, дело рискованное.
— Оставьте! — недовольно оборвал его Пипер. — Раньше вы к моим мнениям не прислушивались. Кто, как не вы, во всем подпевали королю, потакая его честолюбию?
— Мне кажется, граф, вы неправы. Король и без наших советов честолюбив без меры. Но и удачлив. Будем верить, что фортуна и на сей раз не отвернется от него.
Тем временем сам король, казалось, не грустил. Он отложил недописанное письмо в Стокгольм своей любимой сестрице Ульрике-Элеоноре и сел за воззвание к казакам и всем жителям Украины, в котором обещал им свое покровительство, защиту от Москвы и царя Петра и прочие блага. Но не забыл напомнить, что те, кто не будут доставлять шведам провиант и все, что необходимо для армии, подвергнутся репрессиям.
А затем король совершил поступок и вовсе необъяснимый. Он решил… поздравить генерала Левенгаупта с победой.
«До меня уже раньше дошли слухи о счастливом деле, которое вы, господин генерал, имели с неприятелем, — писал король, — хотя сначала распространились известия о том, будто вы, генерал, разбиты…»
Остается добавить, что писал все это Карл без тени юмора. Он попросту решил не считаться с реальностью. Левенгаупт потерпел поражение? Ну и что? Проще простого объявить это поражение великолепной викторией, то есть победой.
Подходы к Москве перекрыты, а вся шведская армия загнана на Украину? И это правильно. Надо просто объявить, что именно такой план был принят с самого начала похода.