Казачка. Книга 1. Марина
Шрифт:
— Найдем
— Тогда поедем на лебердон
— Куда?
— На левый берег Дона. Там классные зоны отдыха!
— Поедем
Мишка хоть и пьяный, а мастерства, как говорят — не пропьешь!
Машину, чью то «копейку», Мишка открыл без особого труда — пилочку для чистки ногтей, взятую у своей такой же нетрезвой подруги, поджидавшей его тут же под детским грибком, просунул под резиновый уплотнитель бокового стекла — прямо над пистолетиком дверного замка. Щелчок, и дверь открылась. Потом под рулевой колонкой нащупал провода, идущие к замку зажигания, и
— Садись, Татьяна, — приоткрыл Мишка правую пассажирскую дверь…
Ехали быстро. Очень быстро. Только мотор ревел на бесконечных перегазовках, так как Мишка боялся заглохнуть без ключа, да Танька восторженно визжала и улюлюкала в свое боковое опущенное окошко, делая «нос» и строя рожи обгоняемым «волгам», «жигулятам» и «москвичам».
Приемника не было, но Мишка был сам вместо приемника — тоже орал в упоении свободой «Ай джаст колл ту сэй ай лов ю… Ту зэ боттом оф май харт…»
Мишка знал классный пляж, куда из-за удаленности от автобусной остановки не ходят простые ростовчане, но куда любят приезжать на машинах так называемые «крутые». Загонят в посадки свою колымагу, и накупавшись, милуются потом со своими кралями на задних сиденьях… И никакой милиции.
— А у меня купальника нет…
— Ну и законно! Я тоже буду без трусов.
— Фу, дурак!
— А че?
Выруливая на шоссе, Мишка прижал педаль до полика…
— Ай джаст колл ту сэй ай лов ю…
— Ой, что это было?
Глухой удар по тонкой жести жигулевского кузова, руль дернулся в Мишкиных руках…
— А-а-ат — черт! Зацепил что то…
— Может остановиться надо?
— Нет, ты че? На чужой машине?
— А что это было?
— Да не переживай, пенек какой-то зацепили…
— Пенек на дороге?
— Забудь… Ща купаться будем
В прибрежных кустах, куда лихо буксуя по песку, зарулил Мишка, помимо их угнанной «копейки», стояло еще две машины. Туфли скинули едва выйдя на пляж, и хрусткая солома прибрежного камыша приятно заколола непривычные изнеженные городом ступни…
У воды Танька стянула через голову платье, и ничем не прикрытые белые груди ее пружинно и дразняще заколыхались — бесстыдным маяком привлекая и возбуждая все мужское начало до поры скрывавшееся в уже густом сумраке, охватившем полуночный пляж.
— Эй — эй — эй, красотка! — донеслись из камыша, где стояли машины, чьи то пьяные крики.
Мишка увидал трех парней, что теперь определенно направлялись к ним с Танькой, размахивая руками и выкрикивая что — то бодрое и оскорбительное…
— С такими титьками только к нам, девушка, только к нам…
— Ка-а-ак люблю я ва-а-ас, ка-а-ак боюсь я ва-а-ас…
— Давай, греби к нам, милая, мы не обидим…
Мишка встал было в позу ширмы, расставив руки, загородил свою нагую даму от надвигающейся компании, но бескомпромиссный удар в челюсть, теперь уже можно было расценивать совершенно однозначно, как прелюдию неких определенных намерений, которые ОНИ имели относительно Мишки и Таньки. Вернее одной только Таньки…
— Катись
— Ка-а-а-акие сиськи! А ты не прячься. Не прячься, кра-а-са-а-авица!
Сглатывая соленую кровь, Мишка только отчетливо вспомнил вдруг, что когда открывал еще ту угнанную им «копейку» под ногами — под сиденьем водительским, видел широкую и длинную монтажку…
Он бегом, бегом, спотыкаясь и падая, путаясь в так некстати сползавших костюмных брюках, добежал до машины… Хвать! Вот она — монтажка… Меч Нибилунгов в руке Зигфрида…. И вот, он бежит назад, бежит туда, где на песке уже затеялась какая то возня в партере.
Хрясь одному по горбатой голой спине, хрясь по подставленной блоком руке…
И вдруг, такое пронизывающе — жаркое в боку… И ноги… И ноги мгновенно подкосились…
— Валим, валим, ребя!
— Порезал я его, валим теперь…
Мишка уже не слышал, как ЭТИ заводили свои «тачки», и как буксуя по песку на форсаже непрогретых моторов удирали с пляжа. Он слышал только шепот звезд, склонившихся над ним — прощальным кортежем выстраивавших его душе небесный коридор.
…………………………………………………………………………………………..
— Хорошо, что эта — девчушка его не бросила, а то бы никакая реанимация не спасла.
— Да, это она на дороге автобус остановила, а там уже потом «скорую» вызвали.
— А что с угоном этим?
Сколько деликатных и неделикатных персональных дел доводилось разбирать Константину Григорьевичу за годы работы в горкоме. И скольких солидных мужиков повидал он в своем кабинете, которых прошибала самая натуральная бабская слеза, когда дело касалось детей, угодивших, в ту или иную житейскую хреновину. И разве мог он предположить, что вот так предательски будет дрожать у него губа, когда он будет спрашивать про своего — «а что с его уголовным делом»… Большие детки — большие бедки — так баба Клава — покойница говорила.
— Так что же с делом?
— Понимаешь, если бы там был простой угон — не было бы никаких лишних вопросов…
Вот! А ведь было время, когда Петя Маховецкий и не смел его — Константина Григорьевича так запросто — «на ты». Как все меняется! Сик транзит глория мунди… Партия теперь не в моде — все эти, было заискивавшие перед ним городские начальники — в один момент партбилеты посдавали. А некоторые еще и выкобенивались при этом- мол верните партвзносы за два последних года! И сам Константин Григорьевич — девальвировал во власти, но и Петя… Петр Тимофеевич — гляди как вырос — из замов городского ОБХСС — в начальники городского управления… Растут люди.
— Не простой там угон оказался. Гаишники утверждают, что дэ-тэ-пэ на этой машине в этот день было совершено. Наезд на пешехода… С телесными средней тяжести и потерей здоровья. А это все сильно усложняет.
— А что девчонка эта?
— Свидетельница? Сама путается, показания меняет все время. На нее нажми — она чего хош подпишет. Дело такое — скользкое, она по идее то — соучастница.
— Короче, можешь помочь?
Петр Тимофеевич взглянул Константину Григорьевичу прямо в глаза и сказал, -