Казачка. Книга 1. Марина
Шрифт:
В огромном зале не-то ресторана, не — то кафе, вовсю гремела рок-группа.
Коробочка была полным — полнехонька. Сели тесно — вшестером за столик, рассчитанный на четверых. Из-за музыки ничего не было слышно… Ни Серегиных смелых анекдотов, ни Ирочкиного смеха. Взяли две бутылки белого сухого вина, вроде как грузинского, какие то салаты… И вдруг Ваня почувствовал, что Маринка касается его плеча. Нежные подушечки ее пальцев может даже и не коснулись грубой плащевки, но тогда он почувствовал то, чего не было, но
Потом все пошли танцевать медленный танец.
Потом еще что-то пили.
Потом был еще медленный танец…
А потом Серега ловил такси и усаживался на заднее сиденье со своей Ирочкой… Куда? Неужели в Лоси? Неужели в общагу?
Куда то пропали Витя с Олей.
А пойдем пешком, — неожиданно предложила Маринка.
— А далеко?
— А на Ленинские горы. Я там не была ни разу….
— Так ты не москвичка?…
Шли долго. Наверное, всю ночь. Уже и машин совсем мало стало. Уже и метро закрылось. Но Ваня почему то вдруг обрел совершеннейший покой. Ему только очень хотелось набросить на плечи Маринке свою курточку из грубой плащевки.
— Тебе не холодно?
— Так, ничего.
— Надень вот…
Он не снял руки с ее плеча, а она ее не сбросила. И наоборот, прижалась, и склонила голову.
……………………………………………………………………………………..
Начальником практики был Игорь Максимович Сутягин — аспирант с кафедры экономики и организации строительства. Пока был комсомол — Игорь пять раз ездил в стройотряды. В Карелию, в Казахстан, в Ленинградскую область. И два раза — командиром. С ним можно было бы договориться, если бы не его зам по кличке «Гестапо».
Вообще, «Гестапо» звали Володей. Только он любил, чтобы его по имени-отчеству, Владимиром Александровичем. Он даже девушкам так представлялся: Вла-ди-мир Алек-сан-дро-вич. Хотя был всего на три года старше Вани, потому как прошлый год окончил институт и поступил в аспирантуру. И теперь — выслуживался.
Из трех друзей — Ваня был единственным, кто опоздал на развод и на работу.
Витька, оказывается, едва проводив Олечку до общаги, всю ночь продрых в собственной теплой койке.
Хранивший загадочное молчание Серега — тот на такси приехал в общежитие за час до подъема. Откуда приехал? Не известно.
А вот Ваня…
А Ваня пришел на стройку, когда ребята уже час как кидали в опалубку бетон. Он было сразу схватился за самое тяжелое, за что никто и никогда не любил хвататься — за электровибратор, но его остановил жесткий окрик:
— Введенский! Иди сюда!
На дощатой эстакаде, по которой бетоновозы заезжали на опалубку, стояли Игорь с Владим Санычем.
— Введенский, ты почему не был на разводе?
— Я опоздал.
— Ты знаешь правила?
— Знаю.
— Я и командир — мы отстраняем тебя от работы, и сегодня в девятнадцать часов будет собрание студентов.
Чего Ваня в своей жизни не умел, так это упрашивать начальство о прощении. Ему это казалось настолько унизительным, что он предпочитал получить «на полную катушку», чем канючить, «ну простите, ну извините, я больше не буду»…
До обеда он просто загорал на траве неподалеку от стройплощадки. Потом, когда из столовой привезли термоса с борщом и кашей, сел обедать со всеми.
— Не бзди, Джон! Выговор объявят и все будет о-кей, — принялся успокаивать всегда все знающий наперед Серега, — ты хоть спал с ней, надеюсь?
Ваня почувствовал, что краснеет и промычал в ответ что то нечленораздельное, не сумев даже отшутиться или просто послать Серегу к черту.
— Владим Саныч! Может допустим Введенского после обеда? У нас в бригаде некому на вибраторе! — подал голос Витька…
— Ну, да в самом деле, Владим Саныч! — разом загалдели ребята
— Чего там, ну намылим ему на собрании башку, а чего от работы то отстранять?
— Так и работать некому будет — всех разгоните
А вот этой реплики, источника которой Ваня не уловил, подавать бы и не следовало… И точно!
— Что значит «некому работать будет»? Вы соображайте, что говорите у меня! — «Гестапо» аж борщом поперхнулся, так его заело, — мы потому и выносим проступок студента Введенского на собрание, чтобы на его примере показать всю серьезность этого дела.
— Ага, тебя, Джон для острастки засудят! — буркнул в алюминиевую миску Серега.
— Да давайте Ваньку на поруки возьмем! — крикнула некрасивая, но бойкая и от того удачливая в любви Верка Мамулова.
— На по-ру-ки, на по-ру-ки, на по-ру-ки! — принялись все стучать ложками.
— Владимир, в бригаде и правда ребята зашиваются, у многих мозоли от лопат с непривычки. А бетон идет — четыре бетоновоза в час — только успевай! Давай допустим его! — очнулся наконец командир — Игорь Сутягин.
— Ну, ладно. В виде первого и последнего исключения допустим условно до работы, а вечером на собрании будем решать вопрос…
Ух! Отлегло на сердце!
После обеда — перекур пятнадцать минут.
— Ну как? Было дело? — снова наехал Серега, как только закурили по первой послеобеденной.
— Да иди ты к черту, — наконец нашелся — таки, что ответить совсем уже заикающийся от пережитого и раскрасневшийся Ваня.
— Ну, значит — было, вижу… А у нас с Ирочкой, скажу я тебе!
— Серега…
— Да ты че, Джон! Влюбился? Она у тебя первая телка?
— Серега, перестань, я прошу!
— Ну-ну-ну-ну… Все! Но все равно, у нас с Ирунчиком — все тип-топ. В лучшем виде. Она — коренная москвичка! Предки в Болгарии на курорте, квартира, все такое… Мы первый раз с ней прямо в ванной…