Казачка. Книга 1. Марина
Шрифт:
— Нехорошо, пап?
— Все хорошо, доча… Друг он мне, а своих диток у него — нимае…
……………………………………………………………………………………………
А катастрофа произошла на выпускном…
— Мишка то на выпускной не пойдет, слыхала?
Это были обе Наташки — Байховская и Гринько. Их за какие-то тайные грехи директриса припахала сидеть и заполнять красивым почерком аттестаты зрелости выпускников.
— Как не пойдет?
— А так, сидим мы в канцелярии, и является тут Офелия наша — Александра Семеновна и говорит, — «вы девочки, заполнили уже аттестат Миши Коростелева»? И, представь, вынимает при нас печать
А Маринка ревела… Нет, она не ревела… Это жизнь и надежда вытекали из нее…
……………………………………………………………………………………
А тогда, Мишка дооткладывался с важным разговором до самого последнего экзамена… Межевался-межевался, все не знал как подойти, да как начать.
— Бать, а бать!
— Что?
— Ну, тема есть…
Был выходной день. Отец только позавтракав, развернув свою «Правду» уткнулся в передовицу, с вечным своим непроницаемы выражением лица, словно он не дома на веранде, а в своем райкоме, и будто за ним пристально наблюдают товарищи… Так что настроения его угадать было совершенно невозможно.
— Что за слово дурацкое выдумали? «Тема»! Ну, говори!
— Ну, серьезная… Ну…. тема.
— Тогда и говори серьезно.
Если честно, то Мишка не шибко надеялся на успех… Он начал этот разговор, потому что рано или поздно его «надо» было начать.
— Ну…
— Не мямли, умей говорить прямо и начистоту.
— Жениться я решил, батя…
Ком застрял у Мишки в горле, и он даже сам испугался того, что только что сказал…
— Жениться? Это здорово, это в самый теперь раз!
Константин Григорьевич аккуратно сложил газету, давая понять, мол беседа ожидается долгой и серьезной.
Мишка уже хорошо изучил эти отцовские манеры, и уловив его настроение, еще более занервничал.
— Ну так получилось…
— Что получилось? Переспать у вас получилось? Ах, какие, понимаешь, мастера!
— Ну, бать, ну получилось так…
Мишка понял, что разговор потек по совершенно неблагоприятному руслу. Но ничего изменить уже не мог. И от бессилия своего не то что страдал, а просто издыхал, ощущая себя полным никчемным ничтожеством перед всесильным отцом — истуканом
— Что? Ребенок уже получился?
— Ну, да…
— И кто эта счастливая избранница? Кого ты осчастливил?
Мишка почувствовал, что надежды у него — ну просто никакой. И дальше разговор пойдет просто по схеме полного унижения и подчинения батькиной воле. Он налился красным цветом, словно июльский помидор, и вымолвил все же,
— Марина.
— Какая Марина?
И чего он унижает? Будто не знает, какая Марина! Да весь город знает, что они два года ходят вместе.
— И что ты теперь ждешь от меня?
И
— Ну… Свадьбу надо. Как у людей.
— Как у людей?
Батька прям как специально ждал такого ответа. Он аж подпрыгнул на стуле.
— Как у людей — сперва человек на ноги встает, институт кончает, своим хозяйством обрастает… Вот как у людей. А ты — хочешь, чтобы я тебя женил, да учил тебя в институте, да детей твоих нянчил, да и жонку твою молодую тоже в институт определил? Так?
Все понял Мишка. Дальше одно только мучение будет. Ломает его отец. Ломает.
— Бать…
— Все! Хорош! Ты парень взрослый — и можешь сам решить. Или гуляй свадьбу «на свои», и живи потом как хочешь — пойдешь на завод, потом в армию, потом вернешься, потом на заочное поступишь… Если она тебя из армии дождется… А знаешь, как нынче солдатом то в армии?
И Мишка поймал себя на том, что армия — самое больное его место. Не хочет он в армию. Не хочет он и идти на их городской авторемонтный заводик. Не хочет он и той рутины, которая вдруг так ясно представилась ему за батькиными словами…
— Бать…
— В общем — мое слово последнее. Позовешь на свадьбу — мы с мамой придем… Но это будет твоя свадьба — в твоем доме и на твои деньги. Если у тебя сейчас такой дом и такие деньги есть — мы готовы принять приглашение и прямо сейчас… Есть у тебя дом, кроме моего дома? Отвечай, есть у тебя дом кроме моего дома? Отвечай!
Ах как не хотел Мишка того, чтобы жизнь его, такая яркая и блестящая в перспективах учебы в юридическом, вдруг превратилась в черно-белое скучное кино, как у самых заурядных работяг… Армия, завод, работа, жена с детьми, разговоры о деньгах, унылое пьянство… Не о такой жизни он мечтал… И не хочет он. Не может он ради… Даже ради Маринки — пожертвовать своей мечтой о красивой жизни.
— Нет…
И отец прекрасно понимал, что его сынуля — это баловень и раб собственных представлений о стереотипах записного счастья, где счастье — это прежде всего легкий жизненный успех. И Константин Григорьевич прекрасно видел… Насквозь видел сына своего. И жалея его… Презирал.
— Чтоб завтра уже был в Ростове! Жених засраный…
И плыла над Новочеркесском луна. И выли на эту луну собаки. И выл вместе с собаками Мишка Коростелев, и с воем и слезами выливалась из него жизнь вместе с несбывшимися его надеждами.
А каждый ребенок чист только до первого предательства, совершенного им в этой жизни. И стал Мишка в эту ночь — нечистым.
………………………………………………………………………………………………
Уговаривать ее идти на выпускной пришли обе Наташки. И Гринько и Байховская.
Гринько в ярко-красном бархатном платье, была похожа на новогоднюю игрушку, и щеки, разрумяненные польской косметикой, с любовно нанесенными на них блестками, словно мелкими осколочками елочных шаров — только усиливали маскарадное впечатление. Байховская тоже была хороша. В узком зеленом, таком узком, что казалось и вздохнуть свободно не могла, платье, она с копной своих черных волос и глазами, заглубленными обилием нанесенных теней, более походила на страстную роковую женщину из Нью-Йоркского бара, чем на невинную девчонку из провинциального русского городка.