Казачка. Книга 1. Марина
Шрифт:
Именно на этой «халяве» юного энтузиазма и расцвела комсомольская карьера второго секретаря райкома Димы Заманского. Именно эксплуатируя стремление юных диск-жокеев самим и скорее делать эти дискотеки, Дима и совершил то чудо, в один год превратившее захудалую сеть поселковых клубов в почти современные центры досуга.
Он, как уполномоченная партией и комсомолом власть — сделал только одно. Он дал энтузиастам свободу действий. А далее…
А далее Диме вдруг стало ясно, что на этом можно делать большие деньги. В десятки раз превосходящие его райкомовскую зарплату. И как только Горбачев разрешил кооперативы, его Молодежный центр досуга при райкоме комсомола одним мановением руки превратился в кооператив.
Пульсирующий ритм вдруг резко оборвался, будто этим «Белым розам» кто-то наступил на самую жизненную жилку.
И явно пользуясь инспирированной ею замешательством, эта длинная сутуловатая фигура с конским хвостиком, двинулась от насеста диск-жокея прямо к столику, где сидела Марина.
— Я вас приглашаю, — сказал Дима, галантно согнувшись в полу-поклоне.
— Ах, какой кавалер! — прям зашлась эта дура Байховская.
И тут диск-жокей включил Стиви Вандера — самую его классную вещь, «Ай джаст кол ту сэй хау ай лав ю»…
А Маринка, лукаво закусив нижнюю губку и сверкнув глазками на своего повелителя только прощебетала, — я пойду, ладно? И пошла. С этим хмырем. А Мишка остался с этими двумя — Байховской и Гринько.
………………………………………………………………………………………..
— Ну и потанцевала, ну и что? Ну и что ты дуешься?
Их машина уткнулась носом в густую лесополосу километрах в десяти от Новочеркесска по Ростовскому шоссе, а где то буквально в пяти шагах в ветках отчаянно тенькал невидимый соловей. Они сидели на заднем сиденье и трогали друг друга, словно знакомясь, словно привыкая к новому, радостному обретению.
— Взяла бы, да отказалась, ты же понимаешь, что мне неприятно…
— Ну прости, ну прости, милый, я только тебя, только тебя люблю…
И она доказала правоту своих слов, потому как именно сегодня у них все получилось. Потому что сегодня, она не прервала того правильного природного пути, где надо преодолеть и перейти и через страх и через боль… Она только единыжды вскрикнула, но так тихо, что и соловей не прервал своей торжественной трели…
………………………………………………………………………………………….
Июнь, как всегда выдался удушливо — жарким, и у батьки болело сердце. Тут, конечно и Мишкины выпускные экзамены, да предстоящий его отъезд в Ростов — на учебу… Но важнее всего для Константина Григорьевича были не семейные дела, а партийные — в горкоме. А дела там шли, по видимому, далеко не так, как хотелось бы второму секретарю городского комитета — товарищу Коростелеву.
Мать все шикала на Верку с Мишкой, чтоб те по дому на цыпочках — батька спит, сердце у батьки… И Софья Семеновна Заманская — главврач их огромной, самой большой на все районы — больницы, сама приезжала к ним домой, лично снимала кардиограмму и о чем то шушукалась с батькой. Но в больницу Константин Григорьевич ложиться не стал — «дела не позволяют, время не такое, чтобы болеть», сказал он, обещая Софье Семеновне хотя бы регулярно принимать лекарства.
Вот мать и шикает теперь на Мишку с Веркой — «тихо, батька болеет», будто не дом теперь, а реанимационное отделение.
И как тут подступиться к батьке? Вот незадача! А и тянуть нельзя… Маринка беременна. Надо свадьбу играть.
Сочинение было первым, потом была математика письменная, потом устная, потом химия… Перед английским они с Маринкой поехали в рыбсовхоз — на пруды. Мишка совсем обнаглел, гонял без прав уже в открытую и днем и ночью. Гаишники на выезде из городка только честь отдавали — знали по номеру машину второго секретаря.
А на прудах была благодать. От воды веяло спасительной прохладой, и Маринка, стянув через голову платье, с робкой грациозностью спускалась по наклонной бетонной плите, уходящей потом вглубь искусственного водоема, трогала ножкой воду и садилась на шершавый бетон, обхватив руками ладные коленки.
— Как водичка?
— Холодная.
— Да ты чего!
Мишка, едва выпрыгнув из джинсов, на ходу поправляя плавки, разбегался и йи-у-ух!
И проплыв под водою метров двадцать, выныривал уже на середине пруда.
— Маринка, айда сюда!
— Не! Не могу.
— Ты чего? Не будешь купаться?
— Не!
Мишка лежал прильнув животом к теплому бетону, а она сидела рядом и склонив головку набок, длинной травиной щекотала у него за ухом.
— Я завтра утром батьке все про нас скажу.
Мишка говорил глядя в бок, говорил горячо, со страстью, как бы убеждая себя самого, что все будет именно так.
— И свадьбу сыграем сразу, как вступительные сдадим.
— Ага…
— А жить в Ростове будем, там квартиру снимем…
— Ага…
— Я на юридическом, а ты на своем — по хореографии…
— Ага… А ребеночек?
— Ну-у-у…
— Ну вот. И первые наши с тобой семейные трудности.
— Мать поможет. Мы двухкомнатную снимем, пусть мать с нами поживет, а батька здесь с Веркой.
— Не знаю… Может мне остаться с ребеночком? Поступлю на заочный, а ты будешь на выходные к нам приезжать.
— Да? И спать там всю неделю без тебя? Зачем это надо?
— Ну не всю же жизнь, потом мы с маленьким подрастем и к тебе переедем…
— Да?
— Мой папка тоже поможет, у него деньги есть, я знаю…
— Ну так, может наши нам вместе и квартирку однокомнатную в Ростове купят?
— Ты сперва со сватами к нам приходи, потом уже родительскими деньгами распоряжаться будем.
— Завтра своему батьке скажу, а в субботу и сватов к тебе зашлем… Слыш! Слыш, Марин! Айда в машину… Ну? Ну охота, Марин…
…………………………………………………………………………………………..
— Дмитрий Александрович Заманский… Превышаем?
— Не журись, командир. Возьми на пиво.