Казачка. Книга 1. Марина
Шрифт:
Лицо его в искусственном полумраке плотно зашторенной комнатки выглядело по — рембрантовски трагичным.
— Маринка, я так…
Ваня сглотнул, преодолевая спазм в горле.
— Ваня, я тебе сказала всю правду. Я, может виновата перед тобой, что ходила с тобой почти месяц, дружила… и целовалась даже… Но это не любовь. Ты должен понимать.
Глаза у Вани были как у собаки Вильяма Шекспира, когда тот увлеченно писал своего Короля Лир… Если только у Шекспира была тогда собака… Но если была — то у нее были именно такие глаза, как были теперь у Вани — такие же полные грусти, и даже отчаяния… Хозяин меня приручил, а что бы
— Марина! Я так тебя…
И он сделал — таки неверное движение, протянув руку, попытавшись дотронуться до нее.
— Нет. Нет, Ваня, нет! Я люблю другого.
— А он тебя?
— А он… А он не любит.
Ваня как бы ухватился за соломинку,
— Ну, так почему ты не хочешь полюбить меня?
— А потому что моя любовь это часть меня. Это даже не он сам, а я сама. И моя любовь от него теперь даже не зависит. Понимаешь?
Она видела, что он не просто НЕ понимает, но и не хочет ничего понимать. Он просто в недоумении и сильно разочарован, страдая от несбывшихся надежд на счастье.
— Я его люблю. Но он здесь даже и не при чем… Тебе это странным покажется. Но я так ощущаю, что любовь эта — мое сокровенное. Она как раскрывшийся во мне цветок. И этот цветок — он мой. И даже не его, не Мишкин…
Ваня вздрогнул.
— Его Миша зовут?
— Да. Но это не важно.
А потом они ехали обратно в Москву.
Всю почти дорогу молчали.
Маринка хотела сказать Ване, что он глупо себя ведет, но по-взрослому вдруг поняла, что он просто не в состоянии ее понять, что просто он еще маленький, глупый и очень эгоистичный.
Да, он жалел себя. И жалел тех денег, что потратил на нее за весь этот месяц… И что теперь ему не хватит на музыкальный центр.
И к своему несчастью он никогда и не смог уже понять, что СЧАСТЬЕМ — был уже только сам тот факт, что Марина целый месяц была рядом…
А потом наступил сентябрь. И Марина осталась в Москве…
А Ваня уехал в Ленинград.
…………………………………………………………………………………………..
3.
Но учиться на хореографа она не стала… В конце сентября, в общежитии ее нашел Дима Заманский. У него дела были какие то в Москве.
Пригласил в ресторан. В очень красивый и вкусный. Дима как узнал, на какое отделение она поступила, так и зашелся от возмущения — чуть не подавился.
— Только на экономический факультет! На бухучет… И не будь дурочкой!
Поверила. Убедил.
И на следующий день Дима сам бегал с ее документами из деканата в ректорат и обратно, в деканат, но другого уже факультета.
Сперва тоска брала — девчонки в класс идут, танцами заниматься, а у нее лекции по теории математической статистики или практика по программированию. Думала, дура — послушалась Димку, всю жизнь себе загубила… Но дела на дворе, действительно, такие начались, что на бухгалтеров спрос стал, как на хлеб в голодный год. У них даже некоторые старшекурсницы, и те без отрыва от учебы — принялись вести бухгалтерию каким-то кооперативам и мелким фирмочкам.
Димка приезжал в Москву где то раз в два месяца, и всегда водил ее в ресторан. Каждый раз — в новый. Потом отвозил на такси, но подняться к ней не просился. А она не предлагала.
Жила она теперь в Химках, в квартире, снятой пополам с другой девочкой из Калинина.
В институтском общежитии, где она сперва, по неопытности своей попыталась было устроиться, жить было просто опасно. Ночами в комнаты вламывались какие то азербайджанцы и грузины, ругались, оскорбляли, угрожали. Проституция и наркотики — здесь откровенно цвели, как маков цвет, и приживались в общежитии только те девчонки, кому не дороги были — ни честь, ни здоровье.
Товаркой по квартире оказалась очень тихонькая девочка — Юля. Училась она в медицинском на стоматолога. Была она некрасивой и немодной, мальчики ей не звонили, и каждые две недели она уезжала на уикенд. К папе с мамой в Великие Луки.
Зато Маринке парни звонили с утра и до ночи.
А иногда звонил Аркадий Борисович. Доцент Савицкий.
Вообще, кафедра философии, где работал Аркадий Борисович, относилась не к их экономическому факультету, и пути- дорожки их с Мариной совпали лишь на непродолжительной дистанции краткого курса логики во время весеннего семестра. Курс был действительно кратким — по два часа лекций через неделю, и по два часа семинаров в две недели раз. И то и другое в их группе вел Савицкий. И непрофильность предмета казалось бы определяла его чисто формальную необходимость — с вытекающей из нее неизбежностью легкого зачета… Однако, если для всей группы зачет и вправду носил характер соблюдения лишь внешних приличий: пришел с зачеткой — ушел с зачетом, но для Маринки кажущаяся формальность приобрела характер некой непреодолимой и досадной загвоздки.
Савицкий четыре раза заставлял Марину приходить к нему на кафедру, вынудил переписать у подруг полный конспект его лекций, и уже навис было над ней общий недопуск к экзаменам, но вдруг препод сжалился, но поставил при этом тайное условие, что она согласится съездить с ним на машине в Клин — в дом — музей композитора Чайковского.
Машина у Савицкого оказалась такой же необычной, как и он сам. Это была «Победа» бежевого цвета, выпукло — неуклюжее автомобильное творение в стиле глубокого ретро. Машина, оказывается, некогда принадлежала еще дедушке самого Аркадия Борисовича — крупному ученому и чуть ли не академику каких то наук. Получалось, что три поколения Савицких охмуряли барышень, катая их на этом много повидавшем автомобиле.
Машина была забавная. Маринка сперва испытала некоторое замешательство, когда на кольце автобуса позади метро «Сокол», где они условились встретиться, Аркадий предложил ей сесть именно в такое…
Но потом, когда переборов сомнения, она уселась рядом с водителем, чувство разочарования и неуверенности сменилось ощущением некого озорства. Некой веселой забавы.
Вообще, сидеть на диване… Именно на диване, а не на сиденье — было необычайно удобно и приятно. Несколько непривычным был плохой, по сравнению с «жигулями» обзор, но машина ехала хоть и медленно, но очень и очень мягко.
— Представляете, Марина, этой машине сорок лет, и она еще сорок лет прослужит, и моим внукам перейдет…
— У вас есть внуки?
— Мари-и-и-на! Вы обижаете.
— А что?
— Я о том, что машины раньше делали гораздо добротнее, впрочем как и все остальное, включая и человеческий материал…
— Но что касается женщин, вы, я вижу, предпочитаете новоделы, а не старину.
— Мариночка, а вы язвочка!
— Характер папин — он у меня гаишник.
— Ах, вон оно что! А знаете, я на такой машине — гаишников не боюсь. Они ретро не останавливают.