КАЗАЧЬЯ ДОЛЯ. Первый чеченский след
Шрифт:
– Ты, мать твою душу, не куришь и нечего начинать.
Я пожал ему руку, но сказать не мог и слова, от табака все горело в горле, и голова всё кружилась. Немного приходя в себя, я увидел, что рядом стоят есаул и Двурукий.
–Николай, я Остапу все рассказал. Это твой помощник теперь будет, можешь положиться на него, как на меня.
–Хорошо, теперь-то мы точно поймаем его! – сказал я.
–Кого? – спросил Остап, не понимая, что я шучу.
–Ладно, проскакали. Потом объясню.
Я зашел в палатку, лег на солому, вспоминая, как вышел из положения, и, удовлетворенный собой, заснул.
–Подъем!– заорал Семкин своим железным голосом.
–Вот, гад, приперся, с утра весь день испортил, – говоря себе под нос, я одевался.
–Сотня, стройся! – заорал опять майор.
Мы быстро выбегали из палаток, строили весь гарнизон. В центре стоял полковник, он говорил быстро, но все было понятно.
–С сегодняшнего дня гарнизон находится на военном положении. Никто без моего разрешения не покидает этих стен. И еще: сегодня мы прощаемся с теми казаками, у которых вышел срок службы. Они уезжают домой, попрощайтесь с ними. Всем разойтись! Казачьи сотники, ко мне в штаб.
Богдан подошел ко мне:
–Пойдем с есаулом простимся.
–Пойдем, – со вздохом сказал я.
Мне так не хотелось, чтобы Андрюха уезжал. Я привык к нему, как к другу, как к старшему товарищу.
Мы подошли к есаулу. Он стоял, окруженный казаками, нарядный. Четыре георгиевских креста украшали его широкую грудь. Все рассматривали, задавали вопросы, за что кресты получил, но он не слушал. Андрей дал мне листок с адресом, где он живет в Орле.
– В отпуск поедете, обязательно заходите в гости.
Мы обнялись, простились. Он немного отошел, поклонился.
–Ну, прощайте, если что, кого обидел, не держите зла.
Повернулся и пошел. Полковник дал в сопровождение двадцать сабель, наверное, и впрямь горцы где-то рядом. В штабе собрались все офицеры. Около карты занял свое место Аркадий Степанович.
–Господа, сегодняшний пакет нас обязывает жить по военному времени. Не далее, как вчера, в горных аулах было совершено нападение на Армянскую милицию. Из сорока милиционеров уцелело только пять. По их словам можно сделать вывод, что горцы хорошо вооружены, стреляли, не жалея патронов. А это значит, что им турки поставляют оружие. Еще у них видели большие пушки, по-видимому, крупповские. Из этого следует сделать вывод, что скоро начнётся война. Турки денег на ветер кидать не будут. Сегодня поручик Кузнецов с полусотней пойдет в разведку. Мне необходимо знать, какими силами располагают горцы, где скапливают основные силы, что за артиллерия, есть ли у них крупповские пушки. Но самое главное, где находится сам Шамиль. Двигаться по ущелью обязательно с головным дозором. Эти регифы – мастера на засады. Будь, поручик, осторожен, на рожон не лезь, действуй больше из-за укрытий. Помни: твое дело- разведка, при любой встрече с горцами сразу отправляй посыльных, понял?
–Понял, ваше благородие, не впервой.
–Ну, давай, Алексей Александрович, с Богом.
Поручик вышел из штаба веселый, в хорошем настроении, подошел к казакам:
–Казаки, не засиделись ли вы по своим норам? Кто желает кресты заслужить – стройся!
Поручик смотрел, как вся его сотня построилась.
–Нет, казаки, мне нужна только полусотня. Кукла?
Мы засмеялись, было интересно, кого он зовет. Из толпы вышел вахмистр: около двух метров роста, большая борода свисала по грудь, ото лба тянулся большой шрам через щеку и терялся в бороде. Своим единственным глазом он сурово посмотрел в нашу сторону. Смех у нас сразу пропал. Я подумал: «Фамилия смешная, а на самого попробуй, посмейся.»
–Отбери, голубчик, казаков, полусотню молодых возьми, пусть поучатся. Жду у ворот.
Кукла подождал, пока поручик отошел, повернулся к нам и спросил:
–Кто смеялся?
Мы молчали. Уж больно страшен был вид вахмистра. Тогда он пошел на нас, мы невольно попятились назад. За нас заступился Двурукий. Выйдя вперед, он обратился к Кукле:
–Серега, мать твою душу, перестань, молодые они, тебя еще не знают.
–Теперь знают?
–Да тебя разве забудешь? – Остап встал перед ним, не пропуская косого к нам. Он хотел обойти, но Остап опять преградил путь.
Кукла понял, что Данько его не пропустит, а идти на конфликт с двуруким он не хотел.
–Ладно, казаки, пошли, Кузнецов ждет.
Он еще раз посмотрел на нас своим единственным глазом и повел казаков к воротам. Мы смотрели им вслед и немного завидовали, уже надоело: четыре месяца на одном месте, хотелось разнообразия, повоевать, на горцев посмотреть. Сидим за забором, ничего не видим, как в тюрьме. От ворот послышалось: «По коням!», открылись ворота, казаки медленно выезжали, запели казачью песню. У них так хорошо получалось, я слушал, пока они не скрылись.
–Не унывай, еще навоюешься, – сказал Остап.
–Да сколько можно здесь сидеть? Я не рвусь на войну, но и здесь уже надоело.
–Вот тут ты врешь, могу спорить, не может тебе здесь надоесть.
–Ну и че? Давай спорить, – я протянул руку. Остап взял мою голову и повернул вправо. Там стояла Даша.
–Так, я побежал.
–Нет, мать твою душу, стой, спорить давай, – и протянул мне руку.
–Извини, Остап, я не подумал.
–Ладно, беги, жених.
Только я хотел идти к Даше, как меня позвал Богдан. Он шел ко мне, в руках держал письмо, которым он размахивал и кричал:
– Танцуй!
Я стоял в растерянности, не зная, куда мне идти. Это было мое первое письмо из дома. Богдан получил уже три письма от Аленки, а мне никто не писал. Алена писала, что у моих все нормально, но я переживал, почему нет писем. Богдан еще не подошел, а я уже плясал «Барыню». Он протянул мне два письма от родителей. То ни одного, а теперь сразу два. Я взял письма, поблагодарил Богдана и пошел к Даше. Она знала, что мне из дома нет писем, что я переживал, и теперь, когда я их получил, Даша радовалась вместе со мной. Мы отошли подальше от чужих глаз, чтоб никто нам не мог помешать. Я читал письма вслух и поймал себя на мысли, что совсем не стесняюсь Дашу, что доверил самое святое – свою семью, наверное, даже Богдану я не стал бы читать свои секреты, секреты своей семьи. Оба письма написал отец. Писал, что у них все по-старому, живут хорошо. Богдана семья тоже не хворает. Поначалу барин все косился на Аленку, но потом, когда у нее стал виден живот, он перестал обращать внимание и, проходя мимо, даже не смотрел в ее сторону. И это только радовало. Радовало также и то, что беременность проходила у Аленки нормально, и что по приметам у нее будет мальчик. На этой строчке я вдруг вспомнил про Богдана. Где он? Нехорошо с ним получилось. Я взял письмо и даже не позвал его с нами, надо ему сказать, что у него дома все хорошо, он же переживает за жену. Богдана я увидел на том же месте, где он и вручил мне послание. Кум переминался с ноги на ногу и стеснялся подойти к нам, узнать хоть что-то про свою семью, а я даже не позвал. Мне стало очень стыдно; я, что есть мочи, крикнул:
–Богдан, ну что ты там стоишь, давай бегом сюда, для тебя новость есть.
Он быстро подбежал:
–Ну, что там?
–Новость уж больно хорошая, давай пляши.
Богдан быстро сплясал.
–Ну, говори!
–У тебя мальчик!
Он аж подпрыгнул от радости, подбежал к нам, поднял нас двоих на руки и закружил, потом поставил нас на землю и спросил:
–Родила, да?
–Ой, Богданушка, какой ты еще ребенок! Ты что, не знаешь, что бабы рожают через девять месяцев, а не через четыре.