КАЗАЧЬЯ ДОЛЯ. Первый чеченский след
Шрифт:
– Мы совершили ошибку, что в станицу вошли. Нам надо было встретить разбойников подальше отсюда. Их скорее всего предупредили станичные. А может, их и не было?
–Я видел свежие следы в лесу. Их было человек пятьдесят, трое конных шли в дозоре, не дойдя триста шагов, повернули назад. Может, и станичные предупредили, теперь можно только догадываться. Стройте казаков, поручик, поедем в гарнизон.
Назад мы ехали не спеша, казаки пели свои казачьи песни: то веселые, то грустные. Так и доехали. У ворот нас встречал полковник. Я сразу обратил внимание, что что-то не так. На территории гарнизона ходили посторонние люди, а раньше никого сюда не пускали. У офицеров были винтовки, а раньше они ходили с револьверами. Я в толпе искал есаула, но увидел его только около палатки. Рядом с ним стояла женщина в чадре. Меня как молния прошила, это же Даша. Я спрыгнул с коня и помчался к ней. Мы обнялись. Я прижал ее к себе так сильно, что окружающие обратили на нас внимание. У мусульман не принято так открыто выражать свои чувства. Даша сняла с головы платок, и ее длинные русые волосы упали ей на плечи. Полковник подошел к нам и тихо, спокойно попросил:
–Объясните, пожалуйста.
–Ваше благородие, это – моя невеста, – ответил я.
–Он правду говорит? – обратился полковник к Даше.
–Да, – она густо покраснела и спряталась за меня.
–К вечеру зайдете ко мне, – сказал полковник и пошел в штаб.
Я взял свою невесту за руку и пошел в палатку. Там сидели казаки, они сразу же вышли, дав нам возможность побыть наедине. Даша начала рассказывать:
– Как только вы уехали, наскочили воины Шамиля, армян стали резать. Среди них было много турок, те – вообще звери. Они пришли к нам в дом, мой хозяин угощал их. Там были его родственники, которым хозяин сказал, что на сегодня назначена свадьба. Но вскоре в дом ворвались солдаты, взяли меня и привели сюда под вашу защиту. Солдаты спасли много армян. Шамиль осадил гарнизон, но нападать не решился. Я рассказала офицеру про нас с тобой, и он помог мне. Его зовут Андрей.
К нам подбежал Бродов. Он по распределению попал в пехоту и двое суток прочесывал лес и побережье Дона.
–Коль, ну как там у вас, засада получилась?
–Серега, слышь, я у всех уже спросил, молодые не знают, а у старых спрашивать негоже: кресты георгиевские здесь дадут или надо ехать к генералу Барятинскому.
–А зачем тебе, и крест кому?
–Мне! Кому же еще!
–За что тебе-то?
–Ты откуда свалился? Все знают, один ты ничего не знаешь. Я собственноручно Широкова поймал. Слышь, ну здоровый мужик он оказался. Мы его с Богданом еле связали. Полковник лично сказал, что кресты вам обеспечены. Все хорошо, вот только ехать неохота, – задумчиво сказал я. Бродов посмотрел на меня, молча, каким-то непонятным взглядом, повернулся и ушел. Обернувшись, я увидел, что Даша ушла от меня далеко. Она шла очень быстро, не оглядываясь. Я догнал ее, взял за руку и повернул к себе. В её глазах стояли слезы.
–Что с тобой, Дашенька, почему ты плачешь?
– Как ты мог? Он ведь такой хороший! Он бедным людям помогал, а теперь его убьют, – Даша говорила и плакала. Она пыталась вырваться и убежать, но я держал ее за руку и смотрел на нее. В слезах она была еще красивее.
– Дашенька, послушай меня, я никогда не посмел бы атамана поймать. А если бы даже поймал, то только для того, чтобы помочь. А этому я просто наврал, чтобы не перебивал меня, когда я с девушкой разговариваю.
Даша смотрела на меня и не знала, чему верить: тому, что я сказал раньше, или тому, что говорю сейчас.
–Я не могу привыкнуть. Ты так убедительно обманываешь.
Мы стояли и молчали. Тишину нарушил Богдан. Он бежал к нам, и я сразу понял – что-то случилось.
–Даша, извини. Кум, на минутку отойдем.
Мы отошли, Богдан на ухо мне прошептал:
–Атамана поймали, сюда везут!
–Кто поймал?
–Привезут – узнаем!
Даша смотрела на нас и ждала, что я ей расскажу о том, что поведал мне кум. Я не хотел ничего говорить Даше, так как она могла обвинить меня в поимке атамана.
–Дашенька, нам надо идти.
–Хорошо, иди.
–Я вечером приду.
Беженцев поселили в казарме. Посередине поставили ширму. В одной стороне жили мужчины, в другой – женщины.
Я шел и думал: «Поймали атамана или это те сплетни пересказывают, что я наплёл Бродову. Мы нашли Русакова в палатке, он был не в себе, орал на всех, кто попадется на глаза. Я подошел к нему и сказал:
– Выйдем.
Он сразу успокоился и пошел за нами. Мы отошли подальше, чтобы никто не подслушал. Присев на бревно, я спросил:
–Кто сказал, что атамана поймали?
–Да весь гарнизон говорит.
–Сомневаюсь, что его поймали, не верю, – сказал я, – да и видел я его не так давно.
–Ладно, расскажи, как там было?
Мы с Богданом рассказали все, как было: про то, как атамана встретили, про винтовки и, самое главное, что Игнат говорил про казака, что видели в день пожара, уж очень он похож по описанию на вахмистра.
–Станица сгорела за неделю до ограбления казны, и как раз вахмистр ездил в Ростов. Я еще подумал, почему его одного послали; вернулся он через три дня, а до Ростова только в одну сторону три дня ехать. Значит, можно предположить, что он ездил хутор поджигать, чтобы атаману сделать засаду.
Есаул рассуждал сам с собой:
– Все к одному подходит: вахмистр – доносчик, вот гад.
–Убить его, гада, и дело с концом! – сказал Богдан.
Есаул задумался, достал папиросу, закурил.
–Убить – дело нехитрое, да и заслужил он смерти, это точно. Но с другой стороны, он же царю присягал, и служит верой и правдой царю-батюшке и отечеству. И в этом его попрекнуть нельзя. И в бою он зверь, не один год воюем. В 1845 году нас с сотни осталось двенадцать человек.
–Это что за бой был, расскажи?
– Воронцов нами командовал. С боя взяли мы аул Дарго, резиденцию Шамиля, надеялись, что горцы отойдут дальше в горы, но не тут-то было. Они окружили нас, много часов мы отбивали атаки одну за другой, но горцев было намного больше, чем нас. Вскоре у нас кончились патроны. Из аула вела одна дорога, и была она надежно перекрыта. Нам пришлось прокладывать себе путь саблями и кинжалами. В первую шеренгу встали казаки покрепче: Широков, Данько, Остап, и пошли в прорыв. После боя была жуткая картина. На Остапа смотреть было невозможно: весь в крови, на коне, на нем самом были куски человеческих мозгов и куски скальпов. В первой шеренге шел и Шунько. Шрам у него на щеке от этого боя. У Широкова в бою сломалась сабля, он взял ось от телеги и бил врага нещадно. Много погибло в том бою казаков. Обоз, артиллерию пришлось оставить. Но самое страшное было смотреть в глаза раненым, которых пришлось оставить. Их глаза мне до сих пор снятся. Вот так было, а вы говорите – убить его. Он – храбрый казак, и в предстоящей войне он нам еще пригодится. Ну, а что касается того, что он доносит, вы сами лишнего не болтайте. А атамана поймать – у него ума не хватит, он по натуре тупой, своей головы у него нет, но свято выполняет порученные приказы. Честно говоря, я сомневаюсь, что его поставят есаулом вместо меня. Не потянет он на этой должности – нерешительный, да и казаки за ним не пойдут. Чтобы казаков поднять в бой, надо, чтобы они в него поверили. И кроме него – никому.
Есаул встал, поправил шапку, отстегнул саблю, поцеловал и протянул мне:
–Вот, земляк, это тебе подарок от меня. Храни ее. Это настоящая дамасская сталь, таких мало, эту никогда не сломаешь.
Я взял ее в руки, тоже поцеловал. На ножнах было очень красиво написано: «За доблесть и отвагу. М. С. Воронцов.»
–Она же дарственная, как ты можешь ее дарить?!
–Тебе она больше пригодится, а мне завтра домой,– задумчиво сказал Андрей, как будто домой ему совсем не хотелось ехать.