Казак в океане
Шрифт:
– Зачем такие глупые мысли заполняют такую милую головку? – ответил Лука слишком поспешно, смутился в душе, но ничего больше не добавил.
– Ты как-то странно ответил, Люк. Что у тебя на душе? Поведай, прошу.
– Что у меня может быть на душе, Ката? Просто вспомнил про всевозможные приключения, если французы дознаются про мою помощь вам с оружием.
– Разве для этого имеются основания? Ты меня пугаешь.
– К сожалению, поиски того, кто это сделал, продолжаются. Мне вчера говорил Савко. Он вернулся из поселка, там ходят слухи, что это житель острова, и его все еще разыскивают. Ты понимаешь, что будет?
– Конечно, милый! Может, нам уехать на другой остров? Например, на Доминику или даже на Мартинику, как вы ее называете.
– Если они докопаются до меня, то уходить надо будет очень далеко. Дальше Сент-Мартена, дорогая моя.
Катуари сильно опечалилась. Она затихла и долго молчала. Молчал и Лука, задумавшись о своих запутанных делах, разобраться с которыми он пока не мог.
– Я бы хотела на Доминику, Люк, – наконец промолвила она неуверенно.
– Это слишком близко, Ката. Там легко нас обнаружат. Кстати, ты ничего нового не можешь мне поведать о своих родителях? Откуда была твоя мать?
Она помолчала, как бы собираясь с мыслями, ответила тихо, с грустинкой:
– Мне ничего не говорили о ней. Только и узнала, что она англичанка и захватили ее в плен наши карибы больше двадцати лет назад. И с тех пор на шее у меня этот медальон. Колдун и жрец, который мог об этом рассказать, уже умер и захватил с собой в могилу мою тайну.
– А отец? Он ведь мог тебе что-то говорить?
– Не знаю, Люк. Но он ничего мне не говорил. Никогда не вспоминал о ней. Да я и сама только несколько лет назад узнала правду о своем рождении. Отца уже не было в живых.
– А муж? Ты его любила? Как вы жили?
Женщина задумалась, пощурилась, но ответила:
– Муж погиб в стычке два года назад. Я не чувствовала к нему ничего, но должна была уважать и слушать. А он был довольно груб, и я только теперь стала понимать, что это от ненависти к белым, к моему происхождению.
Они долго молчали, пока Лука не спросил:
– Почему у тебя не было детей, Ката?
– Не знаю, Люк. Меня и муж постоянно спрашивал, ругал, пытался бить. Теперь знаю, что не во мне дело. И я так довольна, Люк!
Он услышал в ее тоне так много теплоты и любви, что разволновался, представив, что ей придется пережить, когда он привезет сюда Луизу. Стало тоскливо на душе.
А Ката продолжала ворковать, хотя Лука почти не вникал в это. Понимал лишь, что женщина, сама не зная, что ее ожидает, мечтает и радуется.
И чтобы охладить ее пыл, спросил:
– Что слышно о твоих карибах, Ката?
Она быстро глянула на него расширенными глазами, ответила в раздумье:
– Какие вы странные, белые. – Она помолчала немножко, потом сказала: – Плохие вести принес один кариб.
– Что за вести? Я не знал, что здесь был кариб.
– Зачем волновать людей. Он был тайно, и я с ним говорила.
Лука вопросительно глянул на индианку.
– Мало нас осталось. Зовет на свой остров.
– На Лимагуигу, как ты его называешь?
– Нет. На Доминику, так этот остров теперь называется, – усмехнулась Ката и прислонила голову к груди Луки.
– И что ты решила? – в волнении спросил Лука.
– Я долго думала над твоими словами, вспоминала, что произошло с моим народом здесь. Так будет и на Доминике. И ничего мы не сможем сделать. Противостоять белым у нас нет возможности, Люк. Ты был прав. У меня есть ты… и наш ребенок. Я вдруг захотела, чтобы он был белым и не испытал того, что мой народ.
– Его народом будем мы с тобой, Ката.
Она взглянула на него странным взглядом и промолчала.
Наконец судно можно было отправлять в пробное плавание.
Самюэль, разодетый по такому случаю в праздничный камзол с кружевной сорочкой, короткие штаны и белые чулки, постукивал новыми башмаками по новенькой палубе, горделиво оглядывал свое детище и ждал лишь приказа хозяина поднимать якоря.
Лука явился с Жаном, взошел на палубу, сходни убрали, он задрал голову, глянул на реи, где ждали команды матросы. Он кивнул, паруса упали, развернулись, ветер потрепал их и слегка надул. Якоря медленно вынырнули из воды, корпус слегка качнулся, и судно сдвинулось с места.
Рулевой Колен орудовал штурвалом, выводя судно в море. На берегу стоял Назар, негры скалили зубы.
– Вот мы и в море! – воскликнул Лука, вдыхая полной грудью свежий влажный ветер. – Все же приятно снова ощутить под ногами родную палубу, не так ли, – посмотрел он на Савку и деда Макея.
– Не знаю, не пробовал, сынок, – хохотнул Макей и добавил: – Это ведь твое судно, а мы лишь матросы.
– У нас, Лука, кишка тонка. Не по нашим грошам корабли себе заводить, – поддакнул Савко.
– Погодите вы! И у вас может быть такой корабль, друзья! Придет время.
– Держи шире карман, Лука! – Савко не сдавал позиций. – Где нам найти такую богатую жену, как у тебя? И где взять такую любовницу, как твоя Ката с ее кучей драгоценностей? Это только тебе так повезло. А что до нас, то я буду рад и просто работать рядом с тобой!
И хотя Савко говорил в шутливом тоне, Лука слышал в его голосе сожаление. Он хлопнул друга по плечу, улыбнулся добродушно и ответил:
– А ты не грусти, Савко. Быть и тебе богатым! Работай, жди и надейся!
Глаза казака заблестели, заискрились. Он пробормотал себе под нос:
– Вот бы сбылись твои слова, Лука! Я бы поставил тебе такую выпивку, что ты и за неделю не осилил бы!
– Я ж не пью, Савко! Может, что другое поставишь?
– Забыл, друг! Но обещаю, что поставлю обязательно. Лишь бы твои слова сбылись, осуществились!
– Не сомневайся, Савко! Так и будет!
Через сутки путешественники вернулись. По общему мнению, корабль получился вполне сносный. Руля слушался, ход давал хороший, но Лука все же предложил:
– Хорошо бы прорезать отверстия ниже палубы для весел. Больше четырех пар не надо, будет в самый раз. И весла вытесать.