Казаки
Шрифт:
. Молявка уже приучил себя к почтительности перед высшими лицами и притом слышал от Булавки, что у гетмана Самойловича старшины генеральные сами сесть не решаются, прежде чем он не пригласит, а потому Молявка не смел сесть, хоть и немало стульев там было расставлено. Молявка стоя глазел на посуду, не дерзая подойти к ней поближе. Вот, наконец, развернулась пола занавеса, отделявшего переднее отделение шатра от другого, внутреннего, и из-за нее вышел худощавый среднего роста человек с чрезвычайно добродушным выражением лица и с осклабляющимися губами, но с проницательными черными глазами. То был Мазепа.
— А где черныговськои сотни хоружий, що привиз вид Полуботка
Молявка тотчас подошел к нему и поклонился в пояс. Мазепа сказал: _
— Роскажы мени, серденька козаче, як ты ходыв до Дорошенка в Чыгирын, що там бачыв и що чув. Усе роскажы по ряду; ясневельможный гетман велив тебе рос-пытаты.
Молявка принялся рассказывать подробно о всех своих приключениях и когда пришлось говорить о собственных подвигах, Мазепа телодвижениями показывал ему одобрение. Но Молявка и на этот раз, как при передаче того же Борковскому, не сказал Мазепе, что на счет Мотовила предупредили его заранее в Чигирине. Мазепа, вглядываясь ему пристально в глаза, перебил его вопросом:
— А Вуехович тоби ничОго про се не сказав? Вин не говорыв с тобою? Може, вин колы не сам, то через кого иншого звистыв тебе. ,
Не решился Молявка отрицать этого, видя, что господин, который его спрашивает, как будто еще и не слыша его слов читает, что у него на уме. Он сказал, что было именно так.
— А не знаеш, як зовуть того, що тебе звистыв? — спрашивал Мазепа.
— Его зовуть Остаматенко. Я узнав про те описля, як мене Яненченко пидмовляв; тоди и сей був з Яненчен-ком, — сказал Малявка. .
— Кажи дальш, — сказал Мазепа.
Молявка говорил, как Дорошенко оставил его аманатом. Мазепа сказал:
— Дорошенкови хотилось, щоб московськи гетманы не зналы, що вин хотив бусурмана знов заклыкать. Нехай не турбуеться. Хоч ничого не утаиться от нас перед царським велычеством, еднак Дорошенкови з того лыха не буде.
Молявка рассказал, как Яненченко с товарищами принудили его дать присягу на верность Хмельниченку.
— А як же, козаченьку, не стыдно було тоби давать малёвану прысягу? — сказал тоном укора Мазепа. — Кто . ж писля сёго виру иматыме и другий твоей присязи?
Не допустивши ответа, Мазепа вышел. Молявка стоял, словно кто его холодной водой окатил. Он почувствовал, что Мазепа выворотил ему сразу душу наизнанку и заглянул в нее так глубоко, как он сам ни за что не хотел, чтоб кто-нибудь заглядывал туда.
Мазепа передал гетману все, что слышал от Малявки.
— Я думаю, — сказал гетман, — тепер як мы вже зна-емо, що в Чыгирыни складаеться факцыя за Хмелныченка и ёго навит чекають с турецькою сылою, то уже Дорошенка жадною мирою не можно зоставляты в Чыгирыни. Бо Дорошенко через свою жинку свий чоловик Хмелныченкови. И Павло Яненко тесть его и диты ПавлОви того ж роду. Як Дорошенко прииде до нас, сказаты ему зараз, що по цар-ськой воли мусыть вин незабаром перебиратысь на наш бик Днипра. Я ёму покажу мишканьня. Ты що на се повидаеш, Иване Степановичу? .
— Ясневельможный пане! — сказал Мазепа. — Ты нашого зданя пытаеш н:Ибы шкилюючи з нас. Бо нам зоста-еться тильки як дурням лупать очыма и нибы твоий мылосты похлибствоваты. Хоч який справедлывый слуш-вець своий отчизны — не здолае тоби власнон рады даты, бо як скаже щыру правду, то правда та мусыть походыты не вид ёго, а вид тебе, бо скаже те, що ты перш сам вымо-виш. Твоя мылость завше дас:И сам таку мудрую резолю-ццию, що нам не зостанеться ничого, як тильки згодыться з тобою. Бо хоч бы мы три дни, пьять день мирковалы, то не додумалысь бы ни до чого найлипшого. Як бы у царя ве-лыкого государя нашого на Москви коло его пресвитлого
престола булы таки особы мудри, як наш гетман, — не днялось бы того, що диеться часом.
— Я думаю, — продолжал Самойлович, — Дорошенко-ви дать мешканьня в Сосныци, бо то буде не далеко вид Батурина. А в Сосныци сотныком наставыти казака такого, щоб можно було на его покластыся, щоб вин за Дорашеи-ком пильно назирав.
— Истынно разумно! — сказал Мазепа. Повторил то же выражение и Кочубей.
" — А сотныком наставыть того хоружаго, що привиз
нам сей лыст, — сказал гетман. — Що вы на се речете, панове?
— Ясневельможный пане! — сказал Кочубей: — Сей хоружий будучи у Чыгирыни запрысягнувсь Хмелныченко-ви слуговаты. Чи не зрадыть вин и нас, як тепер уже зра-дыв Хмелныченка, запрысягнувши ему виру?
— А ты, що на се повидаеш, Иване Степановичу? — спросил Самойлович Мазепу.
— Я, — сказал Мазепа, — своим малым розумом уважаю так, що нема ничого мудрийшого, як того хоружого наставыть сотныком там, где мешкатыме Дорошенко. Вьщ-ко уже що то за голова, колы так хитро-мудро не велыким коштом и нам корыстно справыв свое полецення в Чыгирыни. А що пан Кочубей промовыв, то з назбыт чулои горлывости ку добру сполиому, але несправедлыве. Колы ворог приставыть ниж до горла, да станс казаты: прися-гайся мени, а то я тебе зарижу, то прийдеться хоч кому згодыться з ным и штучне присягнуты, а потим усе те на добро своим повернуты, то буде розумниш ниж голову положиты и дарма пропасты. Не ганы, а шаны варт сей козак за свий поступок. ,
— И я так думаю, — сказал Самойлович. — Нехай сей хоружий буде сотныком в Сосныци. Кто тепер там сотник?
— Стецько Литовчик, — отвечал Кочубей.
— Я тому Литовчику подарую маетку и уныверсалный лыст на неи дам. Нехай зостаеться поки значным войсковым товарищем! А сёго сотныком наставыти. Иване, по-клыч ёго до мене, а ты, Васылю, дай мени спысок маеткам до роздаваньня в Черныговському полку, — говорил гетман.
Мазепа вышел. Кочубей нашел и подал гетману рукописный перечень имениям, определенным в раздачу. Гетман углубился в него. Между тем Мазепа позвал Молявку, и тот, ступая на цыпочках осторожно и почтительно за Мазепою, вошел в отделение гетманской спальни. Самой-
лович, не отрывая глаз от списка и не повертывая головы к вошедшему, стал говорить к нему таким тоном, как будто уже целый час с ним ведет беседу: .
— Видсиля поиидеш у Сосньщю. Я тебе туды наставляю сотныком. Там жытыме Дорошенко. Приглядуй за ным. В абыдва ока гляды. Колы що вид его затиеться не-добре, а ты не доглянеш, то не утечеш жорстокого карань-ня и конечного розореньня. Але не дражны ёго нияк. Доглядай за ным так, щоб вин не знав и не помичав, що ты за ным назыраеш. Гречне, уштыве и поважлыво з ным поводысь. Часто одвидуй ёго, але так, щоб вин ни разу тоби не сказав: чого ты мене турбуеш? Ходы до ёго нибы для услуги ему, пидмичуй, в чым ёму потреба и не дожыдаю-чись, поки вин тебе попросыть, сам для ёго все достарчай, а чого сам не здолаеш, про те зараз до мене давай звисть. Щоб ты знав, колы кто до ёго в госты прибуде, и колы вин кого з своих домовых куды посылатыму. Усе щоб ты про-видав и знав. И про все таке мени просто до власных рук моих гетманських пышы. Никому про се не кажы, що ты за Дорашеиком назираеш, тильки я да ты про се щоб в:Ида-лы. Иидь соби з Богом до своеи навои сотни. 3 моеи канцелярии отсей пан (он указал на Кочубея) дасть тоби уныверсалный лыст на сотныцьство за моим власным пид-пысом.