Казанскй треугольник
Шрифт:
В настоящее время решением министра внутренних дел на фабрике начнется массированная проверка силами ОБХСС и контрольно-ревизионной комиссии.
Впоследствии Баринов, используя связи в уголовном мире, организовал разбойное нападение на машину, перевозившую в контейнерах меха с фабрики на станцию Лагерную. Здесь еще остается множество вопросов, над которыми мы сейчас работаем, а именно: кто навел его банду на эти меха, не совсем ясен состав группы, а также дальнейшая судьба похищенных мехов. Не исключаем, что информация была предоставлена ему каким-то лицом из числа руководства предприятия, так как, кроме них, о движении этой машины не знал никто из работников предприятия.
Министерство внутренних дел считает, что краденые меха, по всей вероятности, сразу же ушли из республики, так как до сих пор выйти на них не удалось. Мы не исключаем, что к этому делу причастны лица, имеющие устойчивые связи с так называемыми «цеховиками». Сейчас мы прорабатываем эту версию, и в случае ее подтверждения все силы будут брошены на изъятие мехов.
Я думаю, что к этому могут быть причастны и руководители зверосовхозов. Эти лица, не секрет, имеют хорошо отлаженные связи с этой категорией лиц, и наша задача найти их.
Ермишкин сидел за столом и в знак согласия кивал. Перед ним лежали три фотографии, на одной из которых был изображен его знакомый Максим, Баринов Андрей и Фазлеев Алмаз.
Ермишкин взял фотографию Баринова и стал внимательно изучать лицо. Повернув снимок, он прочел надпись на тыльной стороне — Баринов Андрей.
Сознание Ермишкина неожиданно прострелила мысль, что разбойное нападение на его квартиру не было случайным, это мог организовать его знакомый — Марков Максим, которого он не раз приглашал в гости. Эта мысль, словно гвоздь, застряла у него в голове и не давала ему дальше слушать доклад.
«Рассказать ему о разбойном нападении на мою квартиру? — судорожно решал Ермишкин. — Для чего? Чем он мне поможет? Нет, исключено! Будет множество вопросов, в том числе и что у него пропало?»
— Послушайте, а вот Марков Максим случайно не признается в каких-то других преступлениях, в том числе разбойных нападениях на квартиры граждан, кражах из квартир? — с нескрываемой надеждой спросил Ермишкин.
— Похоже, что за ним больше ничего нет, иначе бы мы знали об этом, — ответил заместитель министра.
Получив отрицательный ответ, Ермишкин на время потерял интерес к фотографиям. Он отпустил замминистра и вновь вернулся к своим мыслям.
Он никогда не верил в случайности и поэтому все больше склонялся к мысли о том, что налет на квартиру не мог обойтись без Маркова.
Марков и только Марков мог навести на его квартиру этого Баринова, а не Татьяна, на которую он раньше грешил. Тогда возникает другой вопрос, откуда он мог знать о ценностях и деньгах в тайнике? Ведь о них не знала даже Светлана. Единственным человеком, которому он рассказал о сбережениях, была Татьяна. Интересно! Знала ли кого из них Татьяна? Это другой вопрос.
Состояние Ермишкина было сродни охотнику, который шел по следу зверя. Он чувствовал, что истина где-то рядом, что он на пороге открытия, которое может перевернуть его жизнь. Ему очень хотелось приоткрыть завесу тайны, но, с другой стороны, что это ему давало?
«Нужно тебе все это? — спрашивал он себя. — Ну узнаешь ты, кто навел на квартиру, а что дальше? Побежишь в милицию? Нет, не побежишь. Тогда для чего тебе правда, которую никому не скажешь?»
Ермишкин снял трубку и пригласил к себе секретаря.
— Принесите мне чашечку кофе, — попросил он ее.
Через минуту перед ним стоял поднос с чашечкой кофе и вазочкой сухого печенья, которое он очень любил.
Ермишкин захрустел печеньем, прихлебывая горячий кофе.
«Жизнь удалась! Что тебя заставляет копаться в этом барахле? Что тебе нужно? У тебя все есть! Ну, узнаешь ты это, расстроишься — только и всего. Назад жизнь не отмотаешь, это не кино! Живи и наслаждайся!» — подытожил свои метания Ермишкин и, успокоившись, приступил к работе.
В кабинет за подносом вернулась секретарь.
— Подготовьте мне к докладу эти документы, — попросил ее шеф и передал папку, в которую вложил справку, представленную заместителем министра.
До обеденного перерыва осталось чуть более двадцати минут. «Есть время немного прогуляться по набережной». Он вышел из здания и направился в сторону Казанки.
Максим был один в камере, лежал, заложив руки за голову, и размышлял.
«Судя по тому, что меня стали меньше дергать угрозыск и следствие, их устроили наши показания. Я бы на их месте поступил так же — лучше синица в руках».
Все прошедшие после его показаний дни его регулярно вызывали только для того, чтобы процессуально закрепить факты, которые он сообщил.
Фомин потерял к нему всякий интерес.
«Да, если бы не Светлана, трудно было бы представить, как могло все закончиться. Обыграла она их вчистую! Что только ни делали, а доказать мою причастность к разбою не удалось! Больше всего психовал Абрамов! Ему особенно хотелось меня засадить, и вдруг такой облом!» — радовался собственным мыслям Максим.
Неожиданно, как это бывает лишь в тюрьме, открылась дверь, и конвоир выкрикнул фамилию Максима.
Его завели в один кабинетов. Там сидели молодой оперативник и следователь.
— Максим, то о чем мы сейчас с тобой будем говорить, не является допросом. Поэтому мы не будем вести никаких записей, и присутствие твоего адвоката необязательно, — следователь предложил парню горячего чая, достал из стола и поставил перед Максимом тарелку с пряниками, — угощайся!
Задержанный пил чай и с нескрываемой охотой отвечал на вопросы оперативника.
— Максим, ты говорил, что вы с Алмазом неоднократно ездили на улицу Кирова, где Баринов выходил из машины и изучал дворы, — как бы между прочим спросил следователь.