Казанскй треугольник
Шрифт:
Там, около Дома быта, он встретил знакомых ребят, бурно обсуждавших последнюю игру «Динамо» и «Спартака». Их спортивная беседа плавно перетекла к вопросу о выпивке. Обшарив свои карманы, компания набрала полтора рубля. Вручив их Володе, они продолжили разговор, а он побежал в соседний дом за вином. Вернулся он быстро, и все, зайдя в подъезд соседнего дома, без закуски из горлышка выпили вино и опять вышли на улицу.
Андрея Володя увидел издали и, незаметно оторвавшись от собутыльников, направился ему навстречу.
— Привет, Андрей, —
Андрей, словно не замечая Новикова, прошел дальше.
— Андрей, есть тема, надо обсудить, — начал Володя и засеменил вслед. — Андрей, милиция разыскивает человека, у которого имеется немецкий трофейный нож. А насколько я знаю, такой нож у тебя. Будь осторожен, не попади под замес.
Андрей резко развернулся и ударил Новикова точно в нос. Удар был сильным и хорошо поставленным. Володя отлетел и упал на дорогу. Баринов еще пару раз жестоко пнул его.
— Не подходи ко мне! Убью, сука, — прохрипел он и, не оборачиваясь, пошел дальше.
Володю подняли собутыльники. Лицо его было сильно разбито, из сломанного носа ручьем текла кровь. Он хотел что-то сказать, но разбитые губы не шевелились. Новиков выплюнул два выбитых зуба и почувствовал сильную боль в голове. Тошнота волной подкатила к горлу, и он, отвернувшись, выплеснул все, что было в желудке.
Идти самостоятельно он не мог, и ребята всей толпой повели его домой. Несмотря на боль, он был рад, что все так хорошо обошлось, ведь Андрей действительно мог его убить. Володе было обидно за то, что, пусть и за деньги, он все же хотел помочь Андрею, но тот даже не захотел слушать его и вместо благодарности так сильно избил.
Весь отдел вторую неделю работал по розыску преступников, а вернее, одного из них, которого хорошо запомнил Вагапов. Приметы остальных были настолько общими, что по ним можно было ежедневно задерживать до тысячи парней.
Время шло, реальных успехов не было. Многие уже склонялись к мысли, что преступниками оказались гастролеры, но я по-прежнему считал, что это были наши, казанские, ранее не попадавшие в поле зрения милиции.
За водителем было установлено круглосуточное наблюдение, однако он по-прежнему ни с кем не встречался и все вечера проводил дома.
Мы каждый день приглашали его в МВД и показывали ему альбомы со снимками ранее судимых за аналогичные преступления. Но уже через пятнадцать минут он откладывал альбом, потому что все лица начинали сливаться у него перед глазами.
Я каждый день задерживался на работе и, оставшись один, снова и снова анализировал события. Меня поражало, с какой дерзостью и профессионализмом было подготовлено и совершено это преступление. Чувствовалась опытная рука. Что ни говори, но эта группа представляет большую опасность, поскольку способна на еще более серьезные преступления.
Нами было установлено, что при налете были использованы похищенные машины, которые позже обнаружили в разных концах города. В кратчайшие сроки были установлены и допрошены хозяева этих машин, но те не могли вразумительно пояснить, почему преступники выбрали именно их автомобили, и, разумеется, не могли назвать ни одного человека, которого бы они подозревали.
Я ежедневно изучал всю оперативную информацию, получаемую работниками уголовного розыска Казани, однако того, что меня интересовало, не было.
Вечером следующего дня я поехал в Кировский отдел милиции на заслушивание сотрудников уголовного розыска, участвующих в раскрытии квартирных краж. Такое заслушивание было плановым и не сулило никаких неожиданностей. Я выслушал отчет начальника уголовного розыска и попросил его, чтобы он предоставил мне все оперативные дела его сотрудников для изучения. Мне было интересно проверить наличие в них информации о том, что они ориентировали свою агентуру на раскрытие разбойного нападения.
И уже второе дело вызвало у меня одновременно приступ радости и крайнего неудовлетворения. Перед распиской агента в том, что он проинформирован о совершенном преступлении, приметах вероятных преступников, их вооружении, лежало агентурное сообщение, в котором источник писал о своем знакомом, у которого имелся немецкий трофейный нож.
Я отчитал начальника уголовного розыска за серьезный прокол и дал команду доставить ко мне в МВД этого человека завтра утром.
Пересмотрев все оперативные дела, я больше не нашел ни одной интересной информации.
Утром, около восьми часов придя на работу, я застал у своих дверей начальника уголовного розыска Кировского РОВД Казани, который ждал меня вместе с молодым сотрудником уголовного розыска.
— Здравия желаю! — приветствовал меня начальник.
Я кивнул и пригласил их в свой кабинет.
— Кто это? — спросил я, показав на молодого сотрудника.
— Это наш оперативник, а человек, который написал это сообщение, состоит у него на связи.
От оперативника я узнал, что источник не может приехать в МВД по причине нездоровья — его накануне сильно избили, и тот не в состоянии передвигаться. Оперативник дал мне его адрес.
Я хорошо знал эти места — там прошла моя юность. И еще по юности помнил самого источника. Он проживал в соседнем доме и всегда отличался тягой к спиртному.
Я вызвал Балаганина и предложил ему проехать в Адмиралтейскую слободу навестить одного из моих старых знакомых.
Минут через тридцать мы уже въезжали туда. Это был рабочий микрорайон в Кировском районе Казани. На этом небольшом по меркам города участке было сосредоточено несколько крупных предприятий, таких как «Серп и Молот», «Сантехприбор», Вертолетный завод, Механический завод, в простонародье — «шариков и подшипников», Медико-инструментальный.
Здесь проживали в основном рабочие этих предприятий, и всегда отмечалась высокая преступность, связанная со злоупотреблением спиртным.