Каждая минута жизни
Шрифт:
Бетти, не дождавшись ответа, ушла в дом, а Рейч снова мысленно вернулся к Богушу и будущей операции.
Никакого совместного эксперимента, заявила Валькирия. Она даже не допускает мысли о нем. Ей почему-то ненавистен Богуш, ненавистна сама идея общения с ним. Подбросила сомнение, что Богуш — бывший коллаборационист, которому удалось скрыть от властей свое прошлое. Дела, мол, у него серьезные, имел прямые контакты с гестапо, с военными преступниками… Упадет тень и на прошлое доктора Рейча, и на всю их семью, на нее, фрау Валькирию. С такими сомнительными людьми лучше не иметь дела… К тому же
Рейч сидел, откинувшись на спинку кресла, овеваемый прохладным ветерком, погруженный в свои мысли, и не заметил, как появилась фрау Валькирия. Она вышла из коттеджа, постояла около двери, словно раздумывая, идти или не идти, а затем решительно подошла к Рейчу. Он увидел ее, обрадовался, предложил сесть.
— Ты знаешь, дорогая, оказывается, отсюда можно легко дозвониться до Ульма!
— А кто звонил? — фрау Валькирия так и застыла в тревожном ожидании.
— Бетти разговаривала со своим генералом.
Валькирия облегченно вздохнула и опустилась в кресло. Сказала с пренебрежительной усмешкой:
— Бедняга! Скоро ему придется просить милостыню под Кельнским собором.
— Не надо так, Вальки, — поморщился Рейч.
— Я слышала, что он даже не получает пенсии, — Валькирия пожала плечами и с сожалением посмотрела на мужа.
— У него другая рента, дорогая, — словно оправдываясь, быстро проговорил Рейч.
— Серьезно? Какая же?.. — брови Валькирии удивленно взлетели, и она с интересом посмотрела на Рейча.
— За ним гоняются корреспонденты всей Европы. Его фотографии печатают самые крупные газеты мира. Генерал-танкист! Генерал в отставке! Борется за мир вместе с лидерами ведущих политических партий и шахтерами Рура… И, кроме этого, он может спокойно спать. У него чистая совесть.
Рейч расхваливал генерала так, словно хотел его добродетелью утвердить и свое собственное достоинство. Все то, что ему самому было недоступно, чего он не решался достичь в жизни, генерал сумел достичь. Его фотографии действительно появлялись на первых полосах: высокий, стройный, с чуть насмешливой, легкой улыбкой, с открытым взглядом; интеллигентное лицо человека, который сбросил военный мундир потому, что он стал слишком тесен ему. На нем следы старой крови и, возможно, пятна крови будущей. Был случай, когда однажды, после его выступления в казармах танковой бригады, на генерала ночью напали молодчики из неонацистской организации и жестоко избили, так что он едва вырвался живым. Потом долго лежал в госпитале, где и познакомился с Бетти. Этот мужественный человек своей кровью хотел спасти человечество от будущего кровопролития. А вот он, Рейч, на такое не способен. Страшно ему. Всю жизнь он чего-то боялся, отмалчивался, отсиживался…
— У меня такое впечатление, что ты завидуешь ему, — нарушила тишину фрау Валькирия. — Но я тебе не верю. Ты слишком талантлив, чтобы очертя голову бросаться в политические авантюры. Для плодотворной работы тебе нужно только спокойствие, нужна размеренная, устоявшаяся жизнь. И пока ты будешь колебаться, пока не выберешь правильный путь, мы будем страдать. Я имею в виду нашу семью. Вспомни Швейцарию, вспомни доктора Ленца…
В ее голосе что-то оборвалось, она упала головой на руки
— Не делай поспешных выводов, Вальки, — взмолился он.
— Герберт, ты все прекрасно понимаешь, — заговорила она страдальческим тоном. — Ты не должен соглашаться на совместный эксперимент с русскими.
— Но и ты пойми меня.
Она не дала ему договорить. Всей тяжестью своих слов, всей озлобленностью навалилась на него. Стала страстно умолять его не обкрадывать свою семью, не отдавать русским дело всей своей жизни. Она ночи напролет просиживала в лаборатории, надрывалась, слепла… Й все — ради чего?
— Перестань, Вальки, — шепотом попросил он. — Ты не права. Они хорошие ребята. С ними можно делать большое дело.
— Ты хочешь стать таким же изгоем, как генерал? — Она запнулась на мгновение, тоже понизила голос до угрожающего шепота: — Неужели ты не понимаешь, что без нашей «альфы» ты никому не нужен? Тебя просто выбросят за борт, отнимут клинику, лабораторию…
— Лабораторию? — сардоническим голосом перебил он жену. — Какая же это лаборатория? Это жалкое подобие… У меня нет денег даже на то, чтобы хоть немного обновить аппаратуру. Я весь в долгах, в сейфе пусто. Долги растут, банк отказывается давать новые кредиты…
— Но тебе же предлагают… — перебила его Валькирия.
— Послушай, Вальки, — он сжал ее холодную ладонь. — Я в политику не вмешиваюсь. Баста!
— Какая политика?.. Либ просто дает тебе деньги, — стараясь сохранить спокойный тон, произнесла Валькирия.
— Милая моя, просто так никто ничего не дает. Ты хоть раз задумывалась над тем, что это за деньги? — Он выдержал короткую паузу. — А тут я вдруг почувствовал, что могу спокойно вздохнуть, могу спокойно работать, забыть обо всех трудностях, обо всех трупоедах с их кредитами.
— Быстро же тебя обкрутили! — закричала Валькирия. — Всем готов пожертвовать! Даже нашим сыном!
Это был чувствительный удар. Из-за Вальтера, из-за его непутевой судьбы он переживал больше всего, не мог себе простить того, что случилось, брал вину на себя. И если есть сила, способная сегодня удержать его, Рейча, от каких-то опрометчивых поступков, то это только Вальтер. Тот, которого в последний раз видел на свидании в тюрьме: в бесформенной полосатой хламиде, в грубых ботинках на толстой подошве, с бледным лицом. Сидел за железной решетчатой перегородкой, безвольно сложив на столе руки, и отсутствующим взглядом смотрел на Рейча. Глаза его были мертвые, пустые, словно он уже наперед знал свою дальнейшую судьбу: пожизненное заключение или пожизненный страх перед дружками на свободе.
Горе Вальтера стало их общим горем, оно неотступно следовало за ними повсюду, от него невозможно было убежать, как невозможно убежать от собственной судьбы, от неизлечимой болезни. Вальтер делал Рейча покорным и послушным.
— Послушай, дорогая… — с тяжелым вздохом произнес он, — тебе не кажется, что наш сын… Что это мы виноваты перед ним? Тебе не кажется, что он принимает наказание, которое заслужили мы? Мы должны искупить свою вину.
— Ты хочешь, чтобы его судили? — с ужасом спросила Валькирия.