Каждый твой взгляд
Шрифт:
— Что ж, было действительно забавно. Как я и подозревал, вы оказались бесстыдной потаскушкой. Конечно, сиськи по-прежнему убогие, но зато энтузиазма в избытке. А как вы меня сосали! Не всякая блудница способна на подобные подвиги!
Лицо пылало. И не только лицо. Пылало все существо.
— Да, вы действительно были готовы на все, не так ли? — безжалостно продолжал Дэвид, медленно подходя и сверля ледяным взглядом. — И очень нравились мне в образе похотливой дурочки с широко разведенными ногами, стонущей и кричащей от…
Хелена ударила его с
— Убирайтесь вон!
Виконт презрительно поднял бровь.
— Это моя комната, дорогая леди Гастингс. Может быть, забыли, что ночью явились, сгорая от похоти, и не оставили меня в покое до тех пор, пока я не оттрахал вас за милую душу?
Недавние воспоминания обернулись черным кошмаром и увлекли в пучину безнадежности все, что согревало душу: доверие, искренность, надежды на будущее.
Хелена молча ушла.
Соединяющая спальни дверь захлопнулась. Гастингс окаменел, не в силах поверить, во что превратился… снова.
В то чудовище, которое всегда ненавидел.
Неужели последние недели так ничему и не научили? Разве недавние бурные события не доказали, что ложь никогда не защищает от боли, но зато надежно отгораживает от счастья?
Дэвид стоял неподвижно и ловил ртом воздух.
Недавно он признался, что долгая история идиотизма — исключительно его собственная вина. Так оно и было на самом деле. Но в тяжкие минуты, подобные этой, из потаенных глубин сознания являлся мальчишка, не признававший никаких аргументов, кроме достойного ответного удара. Все вокруг понимали лишь одно: бьет он очень больно и никогда не промахивается.
Нередко значение имела не сила, а лишь видимость силы.
Но разве он не клялся себе, что больше не допустит ни лжи, ни трусости, ни малодушных попыток спрятать истинные чувства за насмешками и показным презрением? Разве не давал слова стать человеком, достойным любви и уважения той единственной, о которой мечтал долгие годы?
Дэвид на миг прикрыл глаза. Он знал, что должен сделать сейчас же, немедленно, но не был до конца уверен в собственном мужестве.
Обхватив голову руками, Хелена сидела перед туалетным столиком. Внезапно внутренняя дверь распахнулась, и она порывисто встала.
— Что вам надо?
Гастингс бесшумно закрыл дверь.
— Пришел, чтобы попросить прощения.
Она его почти не слышала. Как мог тот, кто несколько минут назад смотрел с ненавистью и безжалостно оскорблял, так быстро превратиться в воплощение самого искреннего, самого глубокого раскаяния?
— Попросить прощения за что?
— За фальшивые, злые слова, в которых нет ни капли правды. Сожалею, что в ту минуту, когда вам, как никогда, требовались помощь и поддержка, вернулся к своей порочной привычке.
Пока Дэвид не заговорил, Хелена не сознавала, до какой степени мечтала услышать слова раскаяния. Но сейчас, когда он признал вину, окончательно запуталась и не знала, что принесло извинение:
— Значит, раскаиваетесь в том, что уступили моим плотским желаниям?
Дэвид покачал головой:
— Нет. Прошу прощения только за слова, способные ввести вас в заблуждение и заставить усомниться в глубокой искренности моих чувств.
Волшебный голос не оставлял вопросов: Гастингс все еще молился о дожде в пустыне Сахара. Настойчивость одновременно трогала и приводила в ярость.
— Хотите сказать, что с радостью воспользовались моей слабостью? Не жалеете, что переспали со мной, когда я ничего не соображала?
— Хелена, вы утратили память, а не разум. Все это время вполне сознательно вели и бизнес, и собственную жизнь.
Она и сама так считала, пока не очнулась от любовного сна с безжалостно разбитым на мелкие кусочки сердцем.
— Говорите так потому, что мой выбор вас вполне устраивал.
— И все же подумайте и дайте ответ: разве на протяжении нескольких последних недель вы хотя бы раз почувствовали себя не такой, как прежде?
Хелена едва не расплакалась. Он доверял ей больше, чем она сама, убеждал в праве на сознательный выбор.
— Та, какой я была прежде, ни за что не легла бы с вами в постель.
Дэвид медленно, словно с опаской вдохнул и так же осторожно выдохнул.
— Полагаю, причина заключается в том, что свобода от ставших привычными чувств к мистеру Мартину позволила вам обратить внимание на другого человека и даже испытать к нему подобие страсти, а может быть, и влюбиться.
Хелена покраснела. Паника охватила каждый мускул, каждую клеточку существа.
— Не говорите глупостей. Я в вас не влюблена.
Новая провокация. Кажется, она специально вызывала его на поединок.
Но Дэвид лишь грустно улыбнулся.
— В данном случае термины не имеют принципиального значения. Достаточно и того, что я способен определить глубину чувства.
Хелена упрямо вскинула голову.
— Возможно, пора купить очки. Я люблю мистера Мартина, а не вас.
— И все же позволю себе повторить то, что уже сказал однажды. Вы любили мистера Мартина таким, каким он был пять лет назад. Но этого человека больше не существует. Если исключить ностальгические воспоминания, то сейчас перед вами окажется всего лишь обходительный джентльмен, не представляющий особого интереса.
Если бы он кричал на нее, она могла бы ответить тем же. Но самообладание, достойное святого, окончательно лишило возможности и желания продолжать борьбу. Хелена вернулась к туалетному столику, села и невидящим взглядом уставилась в зеркало.
Спустя некоторое время дверь тихо открылась и так же тихо закрылась. Она снова осталась одна.
Беатрис потянула отца за рукав и показала на ветку:
— Это… это… — Он посмотрел внимательно, пытаясь вспомнить название. — Это зяблик. Мы таких птичек уже встречали. Видишь белые полоски на крыльях? По ним зяблика сразу можно узнать.