Казна императора
Шрифт:
Шурка сразу же прикрыл створки, накинул для надежности крючки рамы и повернулся к Чеботареву:
— С возвращением вас!
— Да уж… — Полковник опустился на лавку и показал на вторую кровать. — Напарник скоро заявится?
— А я сам, хозяева на сеновал перебрались, так что, если что, коечка в вашем распоряжении.
— Вот это кстати… — Чеботарев расстегнул воротник рубахи и деловито спросил: — Значит, ты с ними?
— Да, — коротко ответил Шурка.
— Ну и дурак, — добродушно заметил Чеботарев.
Шурке вспомнился недавний шум за столом, и он нахмурился.
—
— Знаю, что пойдешь… — Чеботарев вздохнул и по-медвежьи заворочался на лавке. — Эх, Шурка, Шурка, если б ты только знал, какие силы во всем этом заинтересованы…
— Знаю, — Яницкий сердито вскинул голову. — Поляки. Благодетели наши…
— М-да, — Чеботарев наконец-то устроился поудобнее. — Вон Александр Освободитель хотел конституцию ввести, а его бомбой… Все говорят, в пятом году народ поднялся, а на самом деле японские деньги работали. И большевичков этих тоже деньги, только немецкие, нам подсудобили, про остальных и не говорю… А ты мне — поляки… Поляки что, так, пустое. Всему вашему рейду грош цена в базарный день. Все, что с той стороны делается, мужички в ту же «двуйку» чуть ли не каждый день доносят. Вот так-то…
Если бы Чеботарев не говорил все это с такой грустью, за которой угадывалось точное знание, может быть, Шурка б и сорвался, но именно интонации полковника заставили поручика тихо сказать:
— И все равно, я не могу отказаться…
— А отказываться, Шурик, не надо. Я знал, что ты пойдешь, потому и торопился.
— Что, есть дело? — оживился Яницкий.
— Есть, — Чеботарев отодвинул в сторону мешавшую ему керосиновую лампу. — Отряд ваш красные, так или иначе, расколотят, поэтому ты удерешь раньше…
— Как тогда, в Маньчжурии? — напомнил Яницкий.
— Именно, — улыбнулся Чеботарев. — Пиджачок свой на толстовочку сменишь, и упаси тебя бог форму напяливать. Тебе в штатском будет способнее. Купишь билетик и ту-ту… В поезде у народа язык развязывается, а еще лучше в пивной у нужного места посидеть, послушать… Поверь мне, и расспрашивать никого не надо будет. Так информацию соберешь и — обратно. А вдруг сцапают, так я тебе легенду приготовил.
— Это какую же? — заинтересовался Шурка.
— Ты, альфонс варшавский, застрял в Одессе… Ты ж вроде жил там одно время, так? — уточнил Чеботарев.
— Так, — подтвердил Шурка.
— Ну вот, документы тебе сделал Яков Гринблат, а встречался ты с ним в заведении Яшки Либермана.
— А цель-то какая? — усмехнулся Шурка.
— О, цель это главное… — Чеботарев многозначительно поднял палец. — Пробираешься ты в одно имение под Елабугой. Там хозяйка золотишко припрятала. Это, брат ты мой, сработает…
— Так за ним же и полезут!
— А оно там есть! — расхохотался полковник.
— Так это… — наконец-то догадался Шурка.
— Оно самое, — оборвал его полковник и придвинулся ближе. — Сиди и слушай внимательно.
Чеботарев зачем-то глянул в окно и, вытащив из кармана сложенный вчетверо план, развернул его на столе…
Полковник Кобылянский, помахивая тросточкой,
Последнее время он жил то в одной, то в другой лесной деревушке, а то и вообще скрывался на дальней таежной заимке. Знакомство со смекалистым мужиком привело полковника не куда-нибудь, а в ряды повстанцев, что поначалу вселило некоторую надежду, но в конце-концов обернулось новым разочарованием.
Там, в таежной глухомани, у полковника было время поразмыслить о том, что вокруг происходит, и он, разобравшись во всем досконально, принял решение. Поскольку надежд на мало-мало приемлемый исход не было никаких, полковник выбрал момент и с группой маньчжурских переселенцев ушел за кордон.
Правда, во всей этой лесной эпопее нашелся и один положительный аспект. Полковник Кобылянский, избавившись от всех и всяких иллюзий, научился осторожности. Теперь его уже нельзя было захватить за карточным столом и вот так просто вести под дулом пистолета.
Но, как с горечью констатировал сам для себя Кобылянский, от всех своих иллюзорных надежд он так и не сумел избавиться, что и привело его в Харбин, заставив по заранее условленному телефону позвонить Костанжогло.
Дойдя до кафе «Марс», полковник Кобылянский остановился и начал осматриваться по сторонам, ища Костанжогло. Мимо сновал разноязыкий люд, ехали повозки, коляски и даже автомобили, но, сколько ни присматривался полковник, его никто не ждал.
Слегка запыхавшийся Костанжогло появился минут через десять и, едва завидев Кобылянского, еще издали принялся разводить руками, явно извиняясь за опоздание. Последнее время полковнику и самому пришлось оставить условности, но он все же недоуменно пожал плечами.
По какому-то внутреннему наитию они оба не стали выражать особо бурной радости по поводу встречи, а обменявшись вежливыми поклонами, не спеша пошли рядом в сторону пересечения Гоголевской и Артиллерийской.
Так, молча, прошли примерно квартал, прежде чем Костанжогло, догадавшись, что выговора за опоздание не будет, задумчиво произнес:
— А мы уж бояться начали, что вы не вырветесь…
— Это почему же? — удивился Кобылянский.
— Как почему? — Костанжогло недоуменно посмотрел на полковника. — Вас же арестовать пытались…
— Откуда прознали? — сухо поинтересовался Кобылянский.
— Козырев сообщил. Ему откуда-то узнать удалось.
— Вот как…
Кобылянский умолк и зашагал дальше, ничего не замечая кругом. Как тогда, в лесу, на телеге, при разговоре со смекалистым мужиком, в словах Костанжогло полковнику послышалось доброе предзнаменование, и ему опять показалось, что не все потеряно. В самом деле, его пытаются арестовать, а известие об этом за считанные дни попадает не куда-нибудь, а прямиком в Харбин. Значит, есть связь, есть верные люди и вместе с ними возможность знать все, что происходит там, за кордоном. Кобылянский приободрился и, даже почувствовав некую уверенность, деловито спросил: