Казнить его дважды
Шрифт:
Перед большими двойными дверями стоял красавец актер Эд Хауэлл.
Мы приблизились к нему, и Лупоглазый с подозрением спросил:
— А что это здесь делает этот здоровенный ниггер? [9]
Ну конечно, вы слышали такое, но едва ли видели своими глазами. Я замахнулся правой рукой на Лупоглазого, но Эд крепко схватил меня за запястье.
Я посмотрел на него, а он подмигнул мне. На его возбужденном лице было выражение полного восхищения.
Чуть наклонив голову, он пошел по коридору.
9
Ниггер —
Мне надо было накоротке поговорить с ним, и я сказал Лупоглазому:
— Подожди здесь. Я посмотрю, все ли там готово для нас.
— Готово? — не понял он.
Его глаза, и так не слишком яркие, стали совсем тусклыми. Он был в растерянности. Отлично. Я как раз и добивался, чтобы он оказался в растерянности.
Я глянул на Джилла и Тони, стоявших у него за спиной:
— Присмотрите за ним, ребята!
Джилл пожал плечами, будто хотел сказать: «А чего за ним смотреть?» А Тони чуть поднял руки, а потом снова их опустил. Он уже больше не играл человека, который готов стрелять.
— Но… — попытался что-то сказать Лупоглазый.
Я повернулся на каблуках и быстро пошел к Эду.
— Что это с тобой, — тихо спросил я. — Этот сукин сын…
— Да брось ты! Он подал мне идею, Шелл. — Эд усмехнулся и быстро зашептал: — Но забудем это. Я собрал тридцать шесть человек, больше не успел за это время. Из тех, кто там был раньше, осталось четыре или пять человек. Они не пошли на ленч. Они и сейчас там — не мог же я попросить их уйти. Вы ничего не сказали о жюри присяжных, и они разошлись. Если хотите…
— О'кей. Чудесно, Эд, — прервал я его. — А что насчет судьи?
— Я достал великолепного судью. Моррисон Блейн, восьмидесяти лет. Крепкий как дуб. Только что сыграл роль судьи в фильме «Дело Элизабет Дуган». Он заезжал в костюмерную и взял мантию судьи и все прочее.
На черном лице Эда сверкнула озорная улыбка. Но я думал — «мантию и все прочее»? Мантия — о'кей, но что такое «все прочее»? Однако не было времени обдумывать эту незначительную деталь.
Я спросил:
— А что с Роном Смитом? Он был когда-то судебным репортером, но, когда я звонил ему, он не был уверен…
— Все о'кей, — ответил Эд Хауэлл. — Я только что говорил с ним, всего минуту назад, и он обещал сделать то, что нужно. Не очень охотно, правда, но ведь это игра.
Ну, естественно, я хотел знать гораздо больше, но просто не было времени. Самое главное в этом спектакле было выбить Лупоглазого из привычной колеи и продержать его в новом неопределенном состоянии нужное время. Мы должны были ввести его в эту незнакомую ему обстановку как можно естественнее, а потом как следует «раскрутить» его. И тут время или, точнее, выбор нужного момента имел особое значение.
И я задал еще один вопрос:
— А вы достали кого-нибудь на роль обвинителя?
Темнокожий красавец снова улыбнулся:
— Ну да. Окружной прокурор. Это я.
Я хотел было возразить, сказав, что актеры, которые играли не безмолвные роли, лучше бы подошли. Но что было делать? Вместо этого я буркнул:
— Ну, может быть, и так сойдет, Эд. Пошли.
Он открыл двойную дверь. Я подошел к Лупоглазому, взял его за локоть и подтолкнул к входу. Он поплелся рядом со мной какой-то шаркающей походкой. Джилл и Тони последовали за ним, тоже шаркая ногами. А Тони все еще повторял свой жест, приподнимая и снова опуская руки.
Мы с моим пленником вошли в комнату суда. Эд шествовал перед нами по проходу между рядами кресел, прошел через качавшуюся дверцу в барьере и сел за длинный стол перед местами для зрителей. Я быстро окинул взглядом собравшихся и увидел несколько знакомых лиц. Это были «чудовища» из фильма Слэйда — я как-то видел их без устричных раковин, — Вивиан Вирджин и еще одна молодая актриса, которую я видел в прозрачном бикини и украшенном камнями головном уборе. Но теперь все они выглядели просто как группа горожан, которые пришли послушать дело в Верховном суде. Кстати, именно так они и должны были выглядеть. Прямо передо мной за маленьким столом сидел Рон Смит. На столе стояла пишущая стенографическая машинка. Бывший судебный репортер выглядел не лучшим образом, но он все-таки был наместе.
Мы дошли уже почти до конца комнаты суда, когда вдруг с глаз Лупоглазого как бы спала пелена. Я почувствовал, как он остановился и потянул свой локоть назад.
— Эй, — сказал он. — Что за черт? Так ведь это комната суда.
— Конечно, комната суда. А ты что ожидал? — строго подтвердил я.
— Но я… сначала меня должны задержать, снять отпечатки пальцев, предъявить обвинение, — запротестовал бандит.
Я покачал головой:
— Лупоглазый, не объясняй мне мою работу, о'кей?
— Обвинение предъявляется задержанному перед барьером суда, после того как суд выслушает причины задержания. Понял?
— Ух… — шумно выдохнул мой пленник.
— Так вот это мы и делаем. Доставляем тебя к барьеру суда, — продолжал я.
— Но ведь сначала я должен попасть в тюрьму, разве нет? — все еще ничего не понимал он.
— Ты идиот или что? Ты что, хочешь в тюрьму? — прикрикнул на Лупоглазого я.
— Да что вы такое толкуете!
Пока в его голове крутились колесики, я провел его через дверь в барьере, потом налево, к другому длинному столу, посадил его и сам сел рядом.
Лупоглазый медленно повернулся на своем стуле, посмотрел на людей позади него, потом взглянул вокруг и даже на потолок. Да, он был в комнате суда, все ясно. Этого нельзя было отрицать, но все же чего-то не хватало. Я наклонился к нему и сказал:
— Лупоглазый, у тебя только один шанс. Отведи государственные обвинения и признайся в более легком преступлении, чтобы избежать обвинения в более тяжелом. Этот судья — жестокий, — припугнул я его, — он почти всегда приговаривает к повешению…
— Повешению? Они не…
— И если судья получит зацепку, он наложит на тебя самое строгое взыскание. А если ты останешься чистым в событиях прошлой ночи, не расскажешь, как Аль Джант руководил всеми этими шантажистами, ты можешь выйти на свободу. Так что соображай, Лупоглазый.