Казнить! Нельзя помиловать!
Шрифт:
— Товарищ комиссар второго ранга… Кто отдал приказ о аресте товарища Фриновского? Сталин не спросил: кто вам отдал приказ об аресте, давая таким образом Берии, выскользнуть из ловушки — свалив вину на другого… Берия принял её, но не совсем правильно — находясь под впечатлением ещё не прошедшего шока…
— Никто не арестовывал товарища Фриновского… — заблеял он в трубку — его просто пригласили для разъяснения некоторых вопросов… Голос Сталина заледенел: Берия не принял "спасательный круг", брошенный ему в помощь Хозяином!
— Тогда почему он увезён пол конвоем, а в доме проведён обыск?
— Товарищ Сталин… — начал запинаясь Лаврентий Берия — вы мне дали задание — выяснить кто такой "Странник"… — начал оправдываться Берия. — Я, в результате
— Ты! Сын вислобрюхой ослицы! — орал в трубке Хозяин, ни сколько не задумываясь о том — как воспримет эти оскорбления подчинённый. — Ишак кастрированный… Мат и брань лились из трубки рекой, а всё вытягивающийся и вытягивающийся в струнку хозяин кабинета уже не дышал под потоками Хозяйского гнева! Бледнел, синел, бурел… И вот-вот готов был грохнутся замертво! Наконец поток брани закончился и Сталин спросил уже нормальным голосом:
— Ты меня хорошо слышишь — товарищ бывший комиссар второго ранга? Берия то ли просипел, то ли прохрипел, с трудом выжимая из себя нужные слова: Я вас хорошо слышу товарищ Сталин… В трубке раздалось довольное хмыкание и Хозяин милостиво произнёс:
— Товарищ Фриновский, надеюсь у тебя в кабинете? Берия, над которым пронеслась костлявая с косой и лишь кончиком одежды мазнула по нему, ободрился и ответил уже не запинаясь:
— Конечно, товарищ Сталин — у меня! Сидим, беседуем… И ведь ни сколько не соврал — мерзавец! Ведь сидели, беседовали… А как — так это не суть важно. Для Лаврентия Павловича Берии…
— Дай ему трубку… — благодушно произнёс Хозяин… Берия сделал умоляющее лицо и протянул трубку Фриновскому. Тот пожал плечами и показал: руки, мол, за спиной скованны — как взять трубку? Берия уже махнул повелительно — давай иди сюда! Пенсионер — в отместку, видимо — показал на ноги: не идут проклятые, хоть ты тресни! На взгляд Берии секретарь подхватил Фриновского под мышки и рванул от стула вверх! Поднять то поднял, да Михаил Петрович мужчина был грузный и секретарь не удержал его (а Фриновский и не старался…) и пара рухнула на пол! Сначала упал пенсионер, а за ним, на него упал секретарь… Трудно, удержаться на ногах, когда тело, весом под девяносто килограмм, падает вниз и тянет тебя за собой, потому что руки твои прижаты локтями падающего! Стук падающих тел; мат и выкрик упавшего Фриновского: Да твою же мать! Что ж ты такой дохлый то! Жрёшь усиленную пайку, а меня удержать не можешь!!! И громко так проорал, словно играл на публику. В одном лице — Хозяина… И тот это услышал. И оценил по достоинству…Трубка в руке Берии пророкотала:
— Понял я — какие у вас там беседы… Значит так — Берия… Ты сейчас же освобождаешь товарища Фриновского… Берия согласно кивнул.
— Лично… — ты понял меня, извинишься перед товарищем Фриновским за причинённые ему неудобства. И лично — отвезёшь его домой. Дома у него — лично извинишься перед хозяйкой дома и ЛИЧНО… — напирая на это слово продолжил — поможешь хозяйке восстановить порядок в доме. Лично. Один! Уедешь после того, как в доме будет наведён прежний порядок. Не раньше! И чтобы до завтрашнего вечера семья Фриновских возвратилась в свою прежнюю квартиру! Ты меня хорошо понял товарищ комиссар третьего ранга? Берия чётко ответил, что всё понял и всё выполнит, как приказано…
— А потом я с тобой ещё поговорю… — голос в трубке стал вновь угрожающим и Берия понял, что не всё ещё закончилось для него благополучно. А я, прислонившись спиной к стене кабинета, наслаждался игрой. Невольных актёров, играющих очень правдивую сцену из длинного спектакля, под
Вот такой у меня выпал заполошный конец мая… Весь в трудах, заботах; весь в мыле… И всё сам, да сам! — Ну… — в большинстве случаев… Сестрёнка, тоже, "порадовала"… Сдать все экзамены за девятый класс она сдала, а вот экстерном за десятый… Когда приехал, наконец то в Тушино — подошла с видом побитой собачки болонки и промямлила о том, что экзамены за девятый класс сдала, а за десятый — даже и не пыталась, чтобы не позорить фамилию Степановых… Не увидела в моих глазах злости, гнева, возмущения и бросившись на грудь — разревелась во всё горло… Что делать — молча гладил её по волосам и… молчал… А она не унималась — ждала от меня, по извечной женской привычке, слов утешения и сочувствия: мол, ничего страшного: ну не получилось, значит не получилось… А я, негодяй такой — молчал и её не утешал… Вот она и рыдала в голос! Наконец мне надоело: резко отстранил её и бросил:
— Хватит уже. Всё равно утешения от меня не дождёшься! Не смогла — ладно, но вины с тебя не снимаю. Думал — сдашь, да в институт, а ты вон как… Ладно — твоя жизнь и тебе её жить. В чем нужно — я тебе помогу, вот в чём ты сама можешь — уж будь любезна! Отучишься здесь десятый класс, а дальше: сможешь поступить по знаниям в мед. институт — хорошо, а не сможешь — пойдёшь работать на завод или фабрику. Сестрёнка согласно кивнула. Протянул ей платок:
— На — вытри мокроту свою, а то неприятно на тебя, плаксу, смотреть. Наташка платок не взяла, буркнула под нос:
— Свой имеется… И начала приводить себя в порядок. Привела — в относительный конечно, но всё же следы слёз и рыданий — на лице…
— На, возьми… — протянул ей сумку с деликатесами и пошутил — да не вздумай там говорить, что я тебя побил за то, что ты не стала сдавать экзамены за десятый класс… Наташка схватила сумку; показала мне язык, в насмешку, а потом, чмокнув в щёку — умчалась в жилой корпус. Вот так и живём… — вздохнул и "почапал" к директрисе — отдавать уже ставшие традиционными, подарки и "оплату" за сверхурочные занятия. Мои и моих помощников по нелёгкому делу экспроприации награбленного у советского народа в период правления Ленина и Ко… А жизнь в Советском Союзе катила себе дальше, словно хорошо разогнанный автомобиль по отличной дороге, не заметив даже, чуть-чуть не произошедшей в недрах НКВД трагедии. Да и чего ей замечать эту чуть-чуть не произошедшую, когда в кабинетах, подвалах и расстрельных помещениях настоящих трагедий по всему СССР происходили уже не единицы и десятки — сотни и тысячи обвинялись; приговаривались… Каждый день! Десятки расстреливались, а тысячи уходили этапами в лагеря и тюрьмы… И малым утешением было то, что немалое число из арестованных составляли уголовники, растратчики и воры-несуны… В воздухе витало что то такое — непонятное, но никто, даже Сталин, не видели, что на всех надвигалось нечто неуловимо зловещее! И, если на больших паровозах впереди, на тендере было написано "Иосиф Сталин", то на надвигающемся чудовище должна была быть надпись:
ИЮНЬСКИЙ ПЛЕНУМ ЦК ВКП(б)…
Сталин вызвал к себе Фриновского через три дня после освобождения после ареста… Попенял ему, что он не внял предложению Берии вернуться в свою прежнюю квартиру. Фриновский "показал зубы" — не по чину пусть и не простому пенсионеру занимать такую квартиру… Сталин не стал заострять на этом внимание и тоже ошарашил пенсионера — словно пыльным мешком по голове огрел! Так думалось Сталину, потому что он не мог знать, что в моих ночных беседах с Фриновским и этот вариант рассматривался….