Казус бессмертия
Шрифт:
Гонсалес встрепенулся и спросил:
– Вы будете меня пытать?
Фролов рассмеялся:
– Что вы, мы же не палачи Стресснера. Сейчас, в наше время, существуют другие методы. Сами, без принуждения, расскажете все, что знаете и не знаете. А сейчас вас отведут в удобную одиночную камеру, дадут поесть и поспать. Вот только консула Парагвая не требуйте. Вам его все равно не предоставят, потому что дипломатических отношений нет. Получается, что вы – маленькое никто или, лучше сказать - ничто.
Полковник улыбнулся. Он нажал кнопку, вмонтированную в стол, дверь открылась, и двое солдат в форме с темно-синими погонами увели Гонсалеса по коридору. Фролов посмотрел на Сухова и заметил:
– Чувствую
– Так точно, товарищ полковник, - согласился лейтенант, - и акцент у него действительно присутствует. Но, не пойму, какой.
– Не ломай голову, Олег. Завтра все выяснится. – Фролов скривил губы в презрительной усмешке…
Часть первая
Глава первая
Дом был относительно новым, небольшим и удобным. Внутри он имел три комнаты, кухню, переднюю и санузел, совмещенный с ванной.
Вокруг него располагался небольшой садик, в котором росли два апельсиновых дерева, и возвышалась клумба с какими-то непонятными, приятно пахнувшими цветами. Дом с садом были окружены низеньким декоративным заборчиком с красивой резной деревянной калиткой. Район считался недорогим, но престижным. Все строения были однотипными и сдавались в аренду. Снимали жилье на этой улице различные люди, причисляемые к среднему классу. Жили здесь врачи, преуспевающие коммивояжеры, небедные семьи с детьми и без них, прибывшие из глубины страны с целью несколько недель пожить в свое удовольствие, и провести время на золотых пляжах океана, поправив тем самым здоровье. Городок сильно располагал к последнему. Был он тихим и спокойным. Ему было все равно, кто правит страной, насколько подорожала ввозимая нефть и каков процент инфляции очередной новой бразильской валюты.
В самой большой комнате, посреди которой стоял огромный дубовый стол, в удобном мягком кресле сидел старик. На столе перед ним лежали: медицинский шприц, комок ваты, и стояли – флакон со спиртом, пробирка, наполненная прозрачной жидкостью, и настольная лампа. Был вечер. Солнце катилось к горизонту, и плавно надвигались сумерки. Оба окна были открыты и забраны легкими белыми шторами. Из левого пахло цветами, а из правого доносился шум океана. В доме царили прохлада и уют.
Старика звали Паулем Шрабером. Для его шестидесятивосьмилетнего возраста он выглядел неплохо, но, как говорится, возраст есть возраст. И если бледно-голубые глаза глядели перед собой живо и холодно, то полностью седая голова, морщинистое лицо и руки с тонкой сухой кожей, выпиравшей узлами вен, свидетельствовали о существенной изношенности его организма. Пауль, пристально вглядываясь в пробирку, размышлял…
Опыты, которые он производил в одной из комнат дома, превращенной в лабораторию, длились около пятнадцати лет. Эксперименты проводились на мышах. Им вводился препарат, находившийся в пробирке. За все эти пятнадцать лет ни одна из мышей не умерла, что само по себе являлось невозможной вещью. Срок жизни мыши крайне мал. Пятнадцать лет для мыши все равно, что триста-четыреста для человека! Жить, конечно, можно по-разному. Можно, например, состариться в семьдесят лет и дожить до ста в виде развалины, передвигающейся в инвалидной коляске. Мышам Пауля последнее не грозило. На протяжении всех пятнадцати лет они были резвы и веселы, плодились, но способность к долгожительству потомству не передавали, и, почему-то, ничем не болели. Ни одна из них не умерла естественной смертью. От ножа Шрабера – пожалуйста! Сами – нет. Пауль регулярно рассылал образцы крови в различные лаборатории для производства исследований. Ответы всегда приходили одни
Воздух в комнате вдруг наполнился различными запахами. Пахло розами, лавровым листом, дорогим коллекционным шампанским и свежим скандинавским ветром; жирно воняла нефть, соединяясь с запахом только что отпечатанных денежных купюр, и кисло отдавало сгоревшей взрывчаткой. К этому примешивались запахи апельсинов и сортира… Последние два резко диссонировали со всеми предыдущими. Пауль понял, что апельсинами пахнет из садика, а сортиром – из правого окна. Видимо, по улице проехала ассенизационная машина. Шрабер отбросил в сторону последние запахи и осознал, что все остальные чудесно ассоциируются с Нобелевской премией. Он усмехнулся…
Приобретение высшей награды в его планы не входило. Да и была ли она высшей на самом деле? Неужели, смысл жизни талантливого ученого может заключаться в получении звания нобелевского лауреата или в радостном оприходовании премиальных денег? Может, существует и более ощутимая награда? Скорее - да, чем нет. Но только если будет выполнена поставленная перед собой задача, если попадание в цель, наконец, совершится! Но цели Шрабер пока не достиг, а обеспечить бессмертием страждущее человечество не входило в его планы абсолютно.
Он вздохнул, мысленно отогнал прочь от себя несерьезные запахи и вернулся к прежним размышлениям. Пауль подумал о том, что дело, которым он занимался большую часть своей жизни, так и не доведено до конца. Ряд успехов, конечно, состоялся, и это радовало. Но до завершения дела было еще далеко, а возраст диктовал свои условия, и неизвестно, сколько времени еще осталось, и хватит ли этого оставшегося времени… Вот здесь и выскочил этот препарат.
Шрабер уже рассчитал количество эликсира, необходимое для принятия человеком его комплекции, но никак не решался ввести сыворотку себе. Мыши, как известно, разговаривать не умеют, и что с ними происходит после принятия препарата, он не знал. Может, это жутко больно? А что случится с разумом? Пауль боялся и потому все не решался произвести эксперимент над собой.
Неожиданно раздалась настойчивая трель звонка. Шрабер встрепенулся и, чертыхнувшись, открывать дверь не пошел. Пусть думают, что никого нет дома… Но звонок не унимался. Трезвонили нагло и длинно, не собираясь, по всей видимости, прекращать это занудное действие. Пауль встал, подкрался к правому окну, слегка отвел штору и осторожно выглянул.
За невысоким забором, ограждавшим маленький аккуратный садик, Шрабер увидел свой небольшой «Фольксваген», пылившийся на улице. Между ним и калиткой маячил какой-то человек. Он переминался с ноги на ногу и непрерывно жал на кнопку электрического звонка. Пауль понял, что отсидеться не удастся и придется выйти к неожиданному посетителю. Он со злостью выругался, нацепил на нос очки и, старчески шаркая тапками, пошел открывать калитку.
Звонившим оказался молодой крепкий парень лет двадцати пяти. Коротко подстриженные черные вьющиеся волосы покрывали его большую голову. Мясистый горбатый нос торчал над пухлыми губами, а два больших, навыкате, глаза с темно-карими зрачками пронзительно глядели на Шрабера. Молодой человек изогнул губы в улыбке и произнес по-португальски:
– Простите за беспокойство…
– Говорите по-испански, - раздраженно перебил его Пауль.
– Извините, - парень заговорил на довольно сносном испанском языке.