Казя теперь труп
Шрифт:
– О как! Круто, – отреагировал Мельтиат. – Это на нашем Подпущинском кладбище?
– Да, тут. Я же тут похоронен, – подтвердил Лекс. – А Тик-Тик там практику проходит.
– Проходила, – нахмурилась Тик-Тик. – Проходила, да не прошла.
– А что случилось?
– Да санитары там постарались! Сперва одну забрали, тетю Таню. Ну, ее как бы понятно, она разваливалась. Потом везде печатей понаставили, ни зайти, ни выйти. Потом на моих глазах еще одну укокошили на месте, в крошку раскидали. Как налетели вихрем – и конец! Тут я и удрала.
– Ничего себе, дела! – удивился Мельтиат. – А в деканате что сказали?
– Сказали, что я могу практику пройти на своем кладбище, поскольку это даже не практика, а так, обычная курсовая. В принципе можно и по уже набранному материалу работу написать. Типа, не проблема…
– А у меня проблема, – добавил Лекс. – Я теперь не могу к себе попасть. То есть к себе могу, топ-топ, и готово. А обратно как? Все ходы запечатаны.
– Санитарами запечатаны? Вы уверены? – еще больше удивился Мельтиат.
Лекс и Тик-Тик были абсолютно уверены и дружно закивали.
– Я вообще не понимаю, какое эти санитары имеют право? Всюду суются! Мы даже квартиру видели, ими запечатанную, прямо тут, в Пущино.
– Ни разу о таком даже не слышал, – изумился Мельтиат Исаакиевич. – Вы ошибаетесь, молодые люди.
– Да там везде стоят «эс» и «о» – санитары-официал! – сказала Тик-Тик.
– Ага, ага! – Лекс даже изобразил буквы в воздухе.
– Ох, ты ж мышь… – схватился за голову Мельтиат. – Первокурсники вы мои любезные… Да какие же это санитары? Санитары давно ставят кресты на печатях. Красный крест с буквой О – официал. А если печать надо поставить на красном фоне, то крест белый, но это редко. В прежние времена у них еще и другие печати были, но теперь только такие.
– А что же означает «С. О.»?
– Caeleste officium, что в переводе – Небесная Канцелярия, – объяснил Мельтиат. – Это с латыни.
– Мертвый язык же! Зачем на нем?! – в возмущении воскликнула Тик-Тик, но тут же прикусила свой язычок (тоже мертвый).
– Если это не санитары, все наше расследование летит в тартарары… – пробормотал Лекс. – Дураки мы.
Глава 23
Игнат виноват
Драчунов разняли. Заяц, изрядно потрепанный, остался у Кассимиры. Хотя на дороге грязи особой не было, поскольку дожди шли только наверху, пылищи хватило: и Маня, и Казя стояли, покрытые серой пудрой, а у Кази еще и листья из волос торчали. Маня шумно отфыркивался, сдувая падающие на лоб пряди.
– Ты чего?
– А ты чего?
– Это мой заяц!
– Он на меня напал!
– Я не нападал!!!
– Ты на меня бежал. А я, между прочим, маньяк!
– Это ты меня с ног сбил, а потом мною же махал!
– Да я не увидел, чем махал, я ветер прогонял.
– Так смотреть надо!
– Прекратите! – крикнул Склеп Иванович. – Совсем свихнулись все, что ли? Привет, Казя! Ты давно вернулась? Почему босиком? Пошли ко мне, найдем тебе обувь.
– Действительно, пошли, посидим спокойно, – поддержал его Игнат. – Не надо ссориться, нас и так мало осталось.
– Я с ними не пойду! – категорически заявил Кузя. – И тебе не советую. Они убийцы. Один Таню укокошил, второй меня едва не угробил и вообще маньяк.
– В смысле, «Таню укокошил»? – не понял Маня. – Кто укокошил? Объясни!
Но зай не собирался ничего объяснять, он вырвался из рук хозяйки и дал деру, оставив друзей-сокладбищников в непонятках и напряжении. Впрочем, учитывая все произошедшее за год, присутствующих вряд ли можно было назвать друзьями.
Стоять посреди дороги не имело никакого смысла. Склеп Иваныч, Казя и Маня отправились в склеп. А Игнат заявил, что все-таки дойдет до Станиславы, отнесет ей продукты, подхватил пакеты и отправился в противоположном направлении.
Казе было очень неприятно идти без обуви по камням, она и дома-то босиком не любила ходить. Маня предложил ей свои кроссовки, но вздохнул с облегчением, услышав отказ.
– У меня там есть обувка, подберем, – заверил Кассимиру Склеп. – Не уверен, что найдется твой размер, но попробуем.
– У меня в могиле целый гардероб имеется, в переходе, который к кафе ведет, – ответила Казя, осторожно переступая через самые острые и скользкие каменья. – Мне бы только сейчас дойти, а потом я переоденусь.
– Боюсь, что и не переоденешься, и не переобуешься, – вздохнул Склеп. – И вообще к себе не попадешь, а попадешь, так не выберешься.
– Почему это она не попадет? – удивился Маня.
– Потому что у нас теперь все двери запечатаны. Почти все.
– Как запечатаны? – ахнула Казя.
– А почему я впервые об этом слышу? – напрягся Маня.
– Так вы и не могли слышать, – развел руками Склеп (руки дланями принято называть только в университетской среде). – Ты, Маня, спал полгода. А ты, Казя, на этот раз куда-то умотала.
– Стоп! – сказала Казя и остановилась. – А ну, давайте по порядку, Склеп Иванович! Что значит «на этот раз я умотала»? А в прошлый раз что было? Я проспала Новый год, верно?
– Ну-у-у… Как бы… – замямлил Склеп.
– А я вообще оба раза дрых! – расстроился Маня. – То-то у меня голова пустая, воспоминаний за год всего ничего. А с чего это мы вдруг спали? Казя ладно еще, новенькая, с ними бывает. А меня кто мог усыпить?
– Ну дык ты сказал это… «Топ-топ, хочу…». Не буду полностью произносить, чтобы не сработало, а то бывают осечки.
– Но я не говорил «топ-топ» и ногой не топал! – нахмурился Маня.
– Говорил. Нас всех здорож Фёдр попросил схорониться, когда Тане санитаров вызывали, вы что, не помните? Да ну вас, склеротики!
Склеп в сердцах сплюнул и решительно направился к своему склепу, который уже был виден за поворотом. Маня и Казя переглянулись и бросились догонять.
– Не говорил я! – заорал Маня. – Я добежал до своего домика и заперся. А потом… А потом не помню!!! Очнулся – Пасха на носу. И после первомайских праздников, когда Тик-Тик у нас появилась, когда санитаров для Алинки вызывали, не говорил!