Keep Coming
Шрифт:
– Ты в порядке, - он почти обернулся, чтобы посмотреть на Тринкет. Она с трудом сдержалась, чтобы не съязвить, кивнула в ответ и отвернулась.
Эбернети поднял оружие, прокрутил в руках и наставил на незнакомца. Замахнулся…
– Эбернети!
– Эффи упала на колени возле Дафны, которая так и не пришла в себя. Тринкет заботливо поглаживала её волосы.
– Чёрт, - он сжал челюсти и одним ударом вырубил парня рукояткой мачете.
– Эй, малышка, - слишком заботливо произнес он, присаживаясь рядом с
– Ты же крепкий орешек.
– Крепче, чем ты, - прохрипела она в ответ.
Эффи сжала губы и нервно вздохнула. Таким она Эбернети ещё не видела. А если и видела, то редко, и сейчас не смогла бы вспомнить ни одной ситуации. Он засмеялся. Чёртов-Хеймитч-угрюмая-задница засмеялся. И это разозлило Тринкет.
Я не ревную. Просто он меня бесит. Да. Просто так. Это не ревность!
– С тебя выпивка, Даф, - он подхватил её на руки, и девушка хихикнула.
Эффи закатила глаза.
Не ревнуешь? Правда?
– Ты с нами или так и будешь сторожить своего кавалера?
– Эбернети кивнул на Тилопилуса, забившегося в угол.
Ну надо же! Ты наконец-то заметил, что я всё ещё здесь!
– Она пойдет со мной, - улыбнулся Плутарх, выходя из-за угла. Рядом, с двух боков от него шагали миротворцы. Хэвенсби отдал им распоряжение, и ребята подняли парня (теперь уже без мачете), утаскивая его в главный холл.
– Удивительно, что взрыв не разрушил этаж. Но лучше нам убраться отсюда, - он подал руку Тринкет, помогая ей встать на ноги.
Тон чиновника можно было бы назвать холодным и полным безразличия, но Эбернети, слишком хорошо разбирался в интонациях капитолийцев. Настолько досконально, что безразличие, за котором прятался Плутарх, не произвело нужного эффекта и осталось помеченным как показательно-наигранное. Более того, Хеймитч заметил, толику беспокойства в его словах. Это был прокол в его четкой системе, и Эбернети чувствовал, как слабеет его уверенность.
Они спустились в холл вслед за миротворцами, которые то и дело заглядывали во все комнаты, проверяя наличие живых, раненых и убитых. К счастью, убитых не было. Как и раненых. Только несколько непуганых капитойцев, один из которых бахнулся в обморок. Это конечно же не осталось без внимания Эбернети.
Уже внизу он оставил Дафну на диванчике, и её сразу же окружили врачи. Один из них дал Хеймитчу носовой платок, и тот вытер лицо, отлепиливая от него куски штукатурки. Он почти не сводил глаз с Плутарха, увлеченно ведущего диалог с Тринкет.
– … мне жаль, что так вышло, но это были осознанные меры предосторожности. Мы с Хеймитчем даже не подумали о взрыве, так как здание всегда охранялось. Пронести бомбу, пусть и не большую, казалось очень непосильным заданием. Но я согласен, что это просчет.
– Вы с Хеймитчем?
– она широко раскрыла глаза.
– Он тебе не сказал, - это определенно должен был быть вопрос, но за счет отсутствия удивления на лице Плутарха,
– И сейчас ты очень удивлена покушением.
Девушка молча уставилась в сторону Хеймитча. И ничего, пустота внутри, полное отсутствие эмоций.
– Тогда знай: ты отыграла в этом огромную роль, Эффи. Вся команда мародеров была поймана сегодня. Думаю, капитолийцы могут спокойно вздохнуть.
Она слушала его, но слова словно пролетали мимо. Эффи готова была плакать от обиды на весь мир, когда Эбернети подошел к ним.
– Ты знал?
– Это была не моя идея, солнышко, - мужчина нахмурился, и стал разминать плечо, пытаясь перенять эмоцию безразличия у Хэвенсби.
– Ты знал, что я на этом вечере была наживкой. Но не сказал, потому что… Что?
– Ты могла всё испортить.
– Меня же убить могли. Ты понимаешь, Эбернети? Это моя жизнь!
– она срывается на крик. Но не яростный, глаза не горят знакомыми огоньками. И это вгоняет бывшего ментора в состояние неловкости. Это злит.
Какого хера ты собралась реветь сейчас? Когда всё закончилось…
Кристальная капелька скатилась по щеке, оставляя влажный след. Она, кажется, дрожала всем телом. Ей было страшно, а он не знал, что делать. Ему хотелось рычать. Вскрыть себе грудную клетку, спрятать Тринкет где-то под рёбрами, и рычать на каждого, кто хоть пальцем попытался бы коснуться её.
– Эффи, я думаю, что какое-то время ты можешь пожить у друзей, пока я буду заниматься твоим новым домом, - Плутарх осторожно накинул на её голые плечи свой пиджак, и отошел в сторону, бросая на последки что-то про помощь от Эбернети.
– Тринкет в моей квартире - я и мечтать не смел, - он рассмеялся, но получилось как-то неискренне.
Она яростно всплеснула руками, выдохнула через рот и с громким рычанием пихнула его в плечо, заставляя отступить на шаг.
– Даже и не думай! Не подходи ко мне!
Слова эти пролетели мимо ушей, потому что она уже бежала по коридору, направляясь к выходу, стискивая руки в кулаки и часто моргая. От злости в груди можно было ощутить физическую боль. Сильную, нарастающую, словно миллион раскалённых игл. Можно было, но она не чувствовала. Как и мелких порезов на коже, которых казалось было миллион. И раны, рассекавшей локоть. Она вообще ничего не чувствовала, кроме бессилия и подавленности.
– Тринкет!
Хэвенсби и ухом не повел, когда она пробежала мимо него к лестнице, звонко стуча каблуками, быстро спустилась на нижний этаж и хлопнула дверью так, что, казалось, полстены заходило от удара. Ещё один такой, и здание бы точно обвалилось.
– Во славу Панема! Милая моя, мы так переживали!
– Октавия первая подскочила к девушке, уводя её к машине, дверь которой придерживал Цезарь.
– Нужно быстро уезжать, пока журналисты не очнулись.