Кексики vs Любовь
Шрифт:
— Тим, ты уверен, что это безопасно? — спрашиваю я, добавляя голосу мурлычащих ноток. В конце концов, некие основы флирта известны даже мне.
— Конечно, моя сладкая. Местный директор — мой давний клиент. Он за свои услуги головой ручается. В конце концов, если мы будем недовольны обслуживанием, кому-то придется искать новое рекламное агентство.
Кажется, Тимур тоже заметил скепсис, мне адресованный. И вот так вот нежно обрисовал инструкторше положение дел. И она, кажется, спохватывается и, преисполнившись праведного
— Значит, мы тут по знакомству? — спрашиваю, уже когда мы оказываемся в инвентарном зале, и инструкторша закапывается куда-то в шкаф, пытаясь найти дайвинг-костюм моего размера.
— Только на погружении, — Тимур безмятежно пожимает плечами, — тут так-то запись на две недели вперед, очень редко бывают окна.
— Дожили, — ворчливо откликаюсь я, — даже к рыбам в наше время приходят по предварительной записи. А чтоб покормить акулу месяц в очереди надо стоять?
— Добровольные пожертвования конечностей для Фонда голодных акул принимаются без всякой записи, — смеется Тимур, и я сама фыркаю, не в силах сдержаться.
Глава 15. В которой героиня все-таки возвращается к заводским настройкам
— И-и-и?
У меня нет даже сил смотреть в лицо сестре. Она слушает меня с таким восторгом в глазах, будто я рассказываю не самую идиотскую историю в моей жизни, а новую книгу Джорджа Мартина вслух читаю.
— Что “и-и-и”? — передразниваю я. Боже, зачем я вообще раскрыла рот? Кто меня вообще заставлял объяснять Маринке, почему я вместо её туфель возвращаю ей новые в три раза дороже.
— Что дальше-то было? — сестрица корчит мне недовольную рожу. — Чем все закончилось? Вы поехали к нему после погружения?
— Нет.
— Вы поехали к тебе после погружения? — в тоне Маришки звучит феерическое осуждение. Ну конечно, после кабриолета-то! Надо было не ко мне в занюханную ипотечную однушку ехать, а в Бурцевский дворец, пентхаус, или что там у него вообще?
— Никуда мы с ним не поехали после погружения, — отрезаю сердито и максимально емко. Чтобы свести к минимуму лишние вопросы и эмоции.
Хотя на это у меня шансов не было. Это же Маринка!
Она даже шипеть умудряется так, что с дальних концов платформы люди оборачиваются.
— Что-о-о?
— Что слышала, — огрызаюсь, заранее зная, что сейчас будет тот еще концерт, — после погружения я из океанариума сбежала. На такси.
— О-о-о!
Маринка хватается за сердце и горестно оседает на ближайшую лавочку. Скорби на её лице столько, будто она только что увидела, как кто-то под поезд подходящий бросился. Кажется, она уже и мою свадьбу с Бурцевым спланировала, и количество детей.
— Он — не мой тип, — произношу и упрямо стискиваю губы, — не мой, и все тут.
— А кто твой тип, Юля? — страдальчески стонет сестра. — Женечка этот твой с пивным пузом? Тевтонцев, любимый сыночек, которого мамочка холила и лелеяла?
— Ну не Бурцев же!
— А чем плох Бурцев? — возмущается Маринка в тон мне. — Шикарный, спортивный, толковый…
— На шикарной тачке, — елейно откликаюсь я, — в этом же счастье.
— Юлечка, — Маринка вздыхает и окидывает меня сочувственным взглядом, — при чем тут тачка! Если мужика от тебя так прет, что он от тебя сутки не отлипает. Сама говоришь, вы с ним трепались, не затыкаясь.
— Я пыталась его послать!
— А он не посылался! — сестра встряхивает волосами. — Он не посылался, болтал без умолку, даже после того, как вы в ресторане потра…
— Потише! — шиплю, в панике оглядываясь. Даром, что Москва — большой город, а Подмосковье — еще больше, когда у тебя есть дача, и ты добираешься до неё на электричке — всегда найдется кто-то условно знакомый, кто с интересом послушает чужой треп, чтобы обратить его в сплетню. А мне еще не хватало, чтобы мамке рассказывали, как низко я пала, до спонтанного секса в общественном месте.
Мать вообще очень скептично смотрела на все эти современные нравы и секс до свадьбы. Постоянно нам рассказывала, что вот папа у неё был один, и после него никого-никогошеньки она к себе не подпускала.
Было бы ради кого честь блюсти — я всегда думала.
Папаша бросил нас троих еще до того, как я в школу пошла.
— Юля, — до Маринки, кажется, доходит, что вокзальный перрон — не самое лучшее место для обсуждения моих эротических похождений, — ты ведь даже не попыталась дать ему шанс.
— Зачем? — приподнимаю бровь скептично.
— Он ведь тебе нравился.
— Бурцев? Мне? В четвертом классе? Это не серьезно.
— Да ну? — Маринка иронично изгибает бровь. — С “не серьезно” ты вот так просто пере…
— Рина! — шикаю разъяренно, стреляя глазами в бабульку, заинтригованно навострившую уши.
— Пересеклась, — сестра коварно поигрывает бровями, будто бы от её формулировки стало хоть чуть-чуть лучше, — и провела весь день в его компании. Сколько заказов ты вчера отменила из-за этого?
— Три, — отзываюсь скорбно. Потому что, честно говоря, это самая трагическая потеря вчерашнего дня. Я не настолько раскрученный кондитер, чтобы забить на потерю аж трех клиентов.
— Тебе было с ним хорошо, — Маринка проговаривает, и я против воли содрогаюсь. Она и не догадывается, что повторяет слово в слово речь Бурцева, который в полном соответствии со своей неуемной задницей, все-таки меня догнал после побега, — и не спорь со мной. Тебе было хорошо.
— Я не спорю. Было, — пожимаю плечами и сверлю недовольным взглядом табло с расписанием прибывающих поездов. Где чертова электричка? Хочу быстрее оказаться в духоте и тесноте, там, где у Маринки не будет ни малейшего шанса вынести мне мозг из-за моего плохого поведения на свидании.