Кембриджский затворник
Шрифт:
— Может быть, — опять согласилась Фрэн. — Он был из тех, кто делал все под действием порыва, эмоций, а не здравого смысла.
— В противоположность вам?
— В каком-то смысле да. И все те качества в нем и во мне, из-за которых мы поначалу тянулись друг к другу, стали потом камнями преткновения, причинами разрыва.
— А мне казалось, что причиной была супружеская неверность с его стороны.
— Женщины любили Шолто за его чувственность, эмоциональность.
— Если уж Шолто был в такой гармонии со своими чувствами, почему
Фрэн забавляло, с какой страстью Сэм защищал ее.
— Когда же Мсган заболела? — спросила она. Сэм скривил лицо. Видимо, рана все еще болела.
— Мы пробыли вместе всего полгода, только-только были помолвлены, и тут у нее начались приступы слабости. Мсган вес время чувствовала себя переутомленной. Мы сначала подумали, что это беременность, но ошиблись. Я сто раз просил ее показаться врачам. Наконец она уступила и стала обследоваться. Вес было как в кошмарном сне, когда знаешь, что это сон, и изо всех сил стараешься проснуться, но не можешь. Или хочешь крикнуть, чтобы тот, кто рядом, услышал, а крик получается слабым, почти неслышным, какое-то полумычание… У вас бывало так?
Фрэн кивнула.
Сэм задумался.
— Меган было всего двадцать два. Врачи сказали, что жить ей осталось не больше года.
Фрэн налила бренди в два высоких стакана, не обратив внимания, что это специальный крепкий бренди для опрыскивания бананов, и один подала Сэму. Тот выпил залпом, только чуть поморщился.
— Анализ за анализом, препарат за препаратом. А ей все хуже и хуже. В конце концов она отказалась от всех лекарств, за исключением обезболивающих. Сказала, что лучше смириться, чем тешить себя ложной надеждой.
— Сильная женщина, — заметила Фрэн.
Сэм долго смотрел на нее, как бы осмысливая сказанное.
— Да, очень сильная женщина. Спасибо.
— За что?
«За то, что ты благожелательна к женщине, на месте которой хотела бы быть сама», — чуть не сказал он.
— За то, что вечер в честь моей матери так удался. За то, что вы так терпеливо слушаете.
— Вы мне просто льстите! — засмеялась она.
— Я и сам не пойму, что это я так разоткровенничался с вами.
— Это понятно: вам надо было поделиться. Вы ведь живете в нереальном мире, в мире фантазий. Читаете рукописи в вашем одиноком доме. Однако надо иногда открывать дверь реальности, впускать ее в дом. Какой бы неласковой она ни была.
— Идите-ка спать, Фрэн, дорогая. Пока я не взял обратно свои слова, что сам закончу мыть посуду.
По его глазам Фрэн поняла, что спорить бесполезно. И еще поняла, что, если бы он попытался поцеловать се, она не стала бы сопротивляться.
Но поцелуя не последовало, а Фрэн была не из тех женщин, что делают первый шаг, хотя он, может быть, предпочитает именно такое развитие событий.
Итак, ее ждет постелька, чистенькая и целомудренная, в ней Фрэн предстоит провести восемь часов одной, как и в предыдущую ночь. А завтра домой.
Молчание, повисшее между ними, было как висячий мост из деревянных жердочек, который трепещет при малейшем порыве ветра.
Все как в жизни, в общем.
— Ну, тогда спокойной ночи, Сэм. Он улыбнулся:
— Спокойной ночи, дорогая.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Нетрудно догадаться, что Фрэн не могла заснуть. Через некоторое время, помучавшись, поворочавшись с боку на бок, она вылезла из постели и подошла к окну, чтобы посмотреть на звезды на небе.
Огромная полная луна висела на небосклоне как какой-то фантастический фонарь, освещая парк призрачным молочным светом. Опершись ладонями о стекло, затаив дыхание, Фрэн смотрела на эту удивительную картину. У нес возникло импульсивное желание позвать Сэма. Она принялась гадать, что он сейчас делает. Спит? Мучается бессонницей, как и она? Читает свои рукописи?
А Сэм в это время тоже не спал: ему захотелось пить. По крайней мере так он это себе объяснял. Надо спуститься, достать из холодильника кока-колу или что-нибудь еще. Он бесшумно выскользнул из-под одеяла, осторожно, стараясь не издавать ни шороха, пошел вниз, на кухню. Не хотелось будить мать и сестер.
Единственной причиной, почему он сейчас шел по коридору, был еле слышный звук, донесшийся до него с кухни, — звук осторожно раздвигаемых штор. Он точно слышал этот звук. Какой же он мужчина, если не выяснит, что за шум доносится с той стороны, где комната Фрэн? Но когда он босиком прокрался по гладким половицам к полуоткрытой двери, сердце и желудок его разом подступили к горлу. На Фрэн была длинная, до пола, светлая ночная рубашка с длинными рукавами. Сэм подумал, что если бы окно было открыто, то ветерок обтянул бы на ней ткань, как на статуе, и Фрэн стала бы похожа на деревянную фигуру женщины на носу корабля.
Но в первую очередь его внимание привлекли распущенные волосы. И такими они будут до самого утра. Сэм, чуть не задохнувшись от волнения, сдавленно кашлянул.
Фрэн обернулась. Спросонья сначала не поняла, что это Сэм, потом узнала его, не могла взять в толк, почему он здесь, почему возник перед ней ночью босиком, в одних джинсах. Фрэн растерялась, сердцс ее забилось, но уже через мгновение она взяла себя в руки.
— Привет, Сэм! — сказала Фрэн спокойным, уверенным голосом. — Не спится?
— Да.
Он потряс головой, пытаясь прийти в себя, освободиться от очарования.
— У тебя какой-то удивленный вид, как будто в первый раз меня видишь.
— Да нет, это так…
Они стояли в противоположных углах кухни, разглядывая друг друга, как незнакомые люди, встретившиеся впервые.
Сэм чувствовал, как кровь стучит в висках.
Фрэн не двигалась. Руки и ноги как будто налились свинцом.
— Ну, и что дальше? — спросила она.
Он хотел сказать: «Ты такая красивая», но получилось: