Кенгуру

1

Светлая лента шоссе плавно уходила к далекому горизонту. Деревья справа от дороги стояли в голубоватой дымке бензиновой гари; ветер дул с Дуная. Послеполуденное солнце висело справа и впереди, невысоко над землей, как огромный золотой факел. Жизнь казалась вполне сносной. Где-то за Эрчи Варью обогнал светло-желтую казенную «Волгу». В ней сидело пятеро. На заднем сиденье Варью разглядел черноволосую молодую женщину между двумя мужчинами; еще один мужчина сидел впереди, рядом с шофером. «Волга» тащилась на семидесяти; похоже было, что шофер вот-вот остановится, только место никак не выберет. «ЗИЛ» рявкнул и легко обошел «Волгу». Пожалуй, больше всего Варью любил в «ЗИЛе» этот нервный, утробный рык, нетерпеливую дрожь устремившегося вперед мощного корпуса. Стрелка спидометра медленно возвращалась со ста на девяносто.

Это была его вторая машина. После демобилизации ему дали какую-то старую развалину, и только через несколько месяцев, в декабре, получил он новенький «ЗИЛ». Две недели ушло на обкатку -зато уж с тех пор никто, кроме слесарей с автобазы, машины не касался. Варью знал каждый оттенок ее голоса, ее упрямого, с надрывом рева, в котором Варью слышалось что-то русское. Водить ее было одно удовольствие. Правда, и профилактику он всегда выстаивал до конца да еще ящик пива подкидывал слесарям.

Машина шла на девяноста. В сиянии клонящегося

к закату солнца деревья на обочинах словно бы приподнялись и повисли,чуть колеблясь, над водой; казалось, они вот-вот будут унесены легким порывом ветра. Ветви их купались в расплавленном, текучем солнечном золоте, в золото были погружены и кусты, и пучки высокой травы на берегу. Золотистым стал и асфальт — словно золотая трава ложилась мягким упругим ковром под колеса. Иштван Варью даже не ощущал, что едет на тяжелом грузовике...

Конечно, это не значит, что он чувствовал себя сидящим за рулем «порше» или «форда-капри»... Честно говоря, он вообще о подобных вещах не думал, а просто наслаждался дорогой, которая светлой, свободной дугой прорезала пойменный лес, и своей машиной, летящей по полотну дороги все вперед и вперед. Время от времени ласточка, голубь или чайка стремительно проносились над шоссе и тонули в мареве зыбкого сияния над подрагивающими силуэтами ив. На ветровом стекле, будто крохотные снарядики, взрывались и растекались струйками мухи, кузнечики, осы: все стекло было в белых, желтых, красных пятнах их крови. Приближаясь к Сёнтмартону, в просветах между ивами Варью увидел моторную лодку. Она осторожно лавировала между затопленными деревьями, потом, выйдя на открытую воду, рванулась и полетела к дамбе. Когда Варью отрывал взгляд от лодки, от разбегающихся волн и вновь переводил его на дорогу, перед ним несколько мгновений еще плясало, лишь постепенно исчезая, белое бегущее пятнышко. Лодка крутой дугой уходила в сторону, дорога тоже повернула — в противоположном направлении, и вскоре Иштван Варью ненадолго увидел лодку в зеркале: она шла вдоль опушки затопленной рощи, потом свернула под деревья и исчезла... Исчезающие, теряющиеся в неизвестности предметы оставляли у Иштвана Варью приятное чувство удовлетворенности. Несколько секунд он еще вглядывался в опустевшее зеркальце, пока не почувствовал, как голову его, все тело заливает какое-то странное щекочущее оцепенение. Он прибавил газу. Машина, все ускоряя бег, вонзалась в сияющее предвечерье. Воздух свистел и вихрился у окон кабины. Иштван Варью сидел за рулем в непонятно праздничном и бездумном настроении. Ладони его вспотели на баранке, но он не замечал этого, глядя на дорогу, на деревья по колени в воде, на летние поля за дамбами.

Оставалось километров десять до Адони, когда в зеркале снова возникла светло-желтая «Волга». Варью почти автоматически снизил скорость до восьмидесяти — пусть обгоняет — и прижался к кромке шоссе. «Волга» выжимала не меньше ста десяти. Она стремительно росла в зеркале и наконец, сигналя и сверкая стеклами, пронеслась мимо. Варью увидел, как черноволосая женщина обернулась и, смеясь, посмотрела на него. «Служебная поездка»,— подумал он и еле успел затормозить: «Волга» оказалась чуть ли не перед самым радиатором «ЗИЛа». Ну и дела: чуть не врезался! Стрелка спидометра ушла на шестьдесят и двигалась дальше к пятидесяти. Варью перевел скорость. Светло-желтая «Волга» не спеша тащилась перед ним, загораживая дорогу. Варью пошел на обгон; он включил указатель поворота, выжал газ. Но «Волга» вдруг резко ускорила ход, почти до ста. Черноволосая женщина засмеялась и не слишком уверенным движением покрутила пальцем у лба. Варью усмехнулся: пьяная, должно быть, начальники напоили и позабавились. Остановились где-нибудь в лесу или в Будапеште, в гостинице... Едва он разогнался до восьмидесяти, «Волга» опять замедлила ход. Пришлось снова тормозить. За несколько секунд скорость машины упала до пятидесяти. Варью уже с раздражением переключил скорость и дал газ, чтобы обойти «Волгу». Но та вильнула на середину дороги, загораживая путь. Мужчина, сидевший рядом с брюнеткой, тоже обернулся. Это был полноватый человек лет пятидесяти. Он с любопытством смотрел на грузовик. Иштван Варью прибавил газ, увеличивая скорость. На какой-то момент идущая впереди легковая машина оказалась всего в метре от радиатора «ЗИЛа»; столкновение было неизбежно. Но тут «Волга» снова сделала рывок и быстро разогналась до ста. Варью продолжал идти на восьмидесяти; когда расстояние между машинами выросло до двухсот-трехсот метров, он перестал волноваться. Однако вскоре «Волга» опять замаячила перед ним. Варью сделал еще одну попытку обогнать ее, и опять из этого ничего не вышло: он прибавлял скорость — и «Волга» тут же ускоряла ход. Она попросту не пропускала его вперед. Варью понял: его хотят «проучить». Водитель или кто-то из пассажиров светло-желтой «Волги»— может, та черноволосая женщина — захотели преподать ему урок вежливости... Может, за то, что он обогнал их возле Эрчи?.. Или за то, что у него длинные и лохматые волосы?.. Он вообще с трудом понимал взрослых людей, достигших положения в обществе. Слишком различались у них точки зрения, да и образ жизни, конечно.

Варью нашел в кармане клочок бумаги и записал номер машины, думая о том, что, если б не треклятая «Волга», к пяти он был бы в Пакше. Пока машину разгрузят, будет половина шестого, и около шести, если готовы контейнеры, можно было бы выехать обратно. А если он опоздает, с контейнерами будет сложнее; уйдет домой завскладом, грузчиков не будет, да мало ли что... Он проверил записанный номер: все сходилось — и буквы, и цифры. В восемь, в половине девятого мог бы уже быть Пеште,— подумал он; подумал и погрустнел: Ну и что? Что изменится, если я в восемь в Пеште буду? Ничего...» Иштван Варью смял бумажку, швырнул ее в окно. Возвращение из рейса всегда порождало в его душе не облегчение, а беспокойство и тоску. В такие моменты ему казалось, что закончился, неотвратимо ушел в прошлое какой-то интересный и важный эпизод его жизни, что он стал беднее, обделеннее. Варью любил быть в пути, мчаться по дорогам, ехать и ехать, нигде не задерживаясь надолго. Сидя за баранкой, он наслаждался светом, шумом ветра, скоростью — одним словом, жизнью. И любил, когда впереди — надежда на что-то хорошее, но надежда неопределенная, нечеткая. Всякая определенность, окончательность лишали его уверенности в себе, завершенные дни, ясные ситуация раздражали и угнетали.

Черноволосая женщина в «Волге» с любопытством ждала, что он станет делать. Когда Варью выбросил бумажку с номером, она еще раз показала себе на лоб, потом на волосы. Варью не понял, что она хочет этим сказать. Нагнувшись, он посмотрел на себя в зеркало. Ничего особенного он там не увидел.

Лицо у Иштвана Варью было худощавым, широким , угловатым. Кожа — белой, почти бледной. Светло-русые волосы свисали до плеч, кое-где слипаясь прядями, как шерсть у пастушьих собак. Высокий, с узкими плечами, тонкими ногами, он не выглядел атлетом, но был жилист и вынослив. Одет он был в заплатанные джинсы и белую футболку с рекламой пепси-колы на груди.

В общем, Варью так и не понял, что имела в виду женщина. «Пусть ее»,— думал он равнодушно, километрах на сорока тащась следом за «Волгой». Пассажиры «Волги» то и дело оглядывались, ожидая, что будет дальше. Но Варью на них было наплевать. Он достал сигарету с фильтром, закурил; сняв с руля правую руку, нажал кнопку кассетного магнитофона, лежащего рядом на пустом сиденье. Кабина наполнилась музыкой. Пол Мак-Картни и Линда пели «Мумбо». За ними шел Гилберт О’Салливан с песней «Эта любовь»; а когда ансамбль «Середина пути» затянул «Чепи, чепи, чип, чип», Иштван Варью тоже стал прищелкивать языком и подпевать хриплым, но верным голосом. На «Волгу» и ее пассажиров он больше не обращал внимания: слушал магнитофон, курил и в синеватом клубящемся дыму разглядывал свои сокровища.

Кабина «ЗИЛа» была полна его сокровищами. С зеркала на красной шелковой нитке свисала маленькая трубка, в которую вделан был крохотный компас. Варью очень любил этот компас, потому что на нем были перепутаны части света. Красное острие стрелки вместо севера указывало на юг, и получалось, что знакомый с детства стишок: «Если встать лицом на север, за спиною будет юг; солнце на ночь сядет слева, справа — выйдет поутру», совсем уж не такой правильный. По этому компасу впереди был юг, за спиной — север, слева — восток, справа — запад... На солнцезащитном козырьке болталась тибетская культовая фигурка, отлитая из бронзы; она изображала миниатюрного человечка, больше похожего, впрочем, на чертика; у него было круглое плоское лицо, руки лопатами и огромные ступни с растопыренными пальцами; он куда-то бежал гигантскими скачками. Самым странным было то, что вместо рогов у него с головы до середины спины сбегал мощный зубчатый гребень. Иштвану Варью эта фигурка напоминала какое-то доисторическое, дочеловеческое существо. В левом углу ветрового стекла приклеена была цветная, глубокой печати картинка из журнала «Кар энд Драйвер»: автомашина «королла» фирмы Тоёта. Машина сияла золотисто-желтым цветом, а сиденья в ней отливали металлической синевой. На полях фото Варью приписал чернилами: «5 скоростей, 1600 куб. см, мечта». На приборную доску приклеены были рекламные картинки голливудской фирмы «Амко»; фирма предлагала разное автомобильное оборудование — от багажника на крышу до чехлов для сидений. Тут было на что посмотреть: например, на сиденье опалового цвета возлежал леопард, а за рулем, обтянутым особой выделки кожей, сидела в соблазнительной позе белокурая секс-бомба. С левой стороны ветрового стекла Варью прикрепил рекламу сигарет "Кэмел". Эту картинку Варью любил больше всего, потому что она была яркой и непонятной. Сверху по белому полю шла надпись: «Саn you spot the «Camel Filters» smoker?» [1] На картинке изображено было помещение, напоминающее какой-нибудь опрятный весовой зал в Австрии прошлого века. Кирпичная стена без штукатурки, лишь с аккуратной сеткой раствора между кирпичами. Дощатый пол. На кирпичной стене надпись: «West High School» [2] . А пониже: «Ноmе of the Fightin’ Kangaroos» [3] . На заднем плане видны несколько мужчин и женщин, которые, по всей видимости, рассуждают о каких-то серьезных вещах. А на передам плане стоит маленький столик с плакатиком:

«Alumni Registration» [4] . Мужчина в лиловом пиджаке и белой рубашке с галстуком, устроившись за столиком, курит сигарету в невероятно длинном мундштуке и записывает добровольцев. А те образуют перед столиком целую очередь. Первый в очереди — некто в костюме кенгуру. Мужчина это или женщина — не поймешь. В левой руке у него треугольный вымпел с надписью красными буквами: «Запад». Впрочем, написано там, конечно, по-английски: «West». Одетый в костюм кенгуру человек, наклонившись, говорит что-то клерку в лиловом пиджаке. Следующим стоит мужчина лет сорока, с редкой шевелюрой, в красной куртке и черных брюках. На куртке у него большая буква W, на рукаве у плеча несколько полосок и цифра 5. Больше всего он похож на ирландского католика, которого судьба забросила в Америку; он слегка подвержен алкоголизму и страдает периодической импотенцией.В общем, довольно грустная фигура. Зато позади него стоит в очереди веселый негр, в руках у него гитара или банджо. Небрежно пощипывая струны, он болтает о чем-то со своим соседом, официантом. На голове у негра котелок, на нем пиджак в чернокрасную полоску, темно-синие брюки и белая рубашка с бабочкой. У официанта пиджак и рубашка, разумеется, белые, а брюки черные. Однако у него выделяется ярким пятном широкий пояс в разноцветную полоску и красная гвоздика в петлице. Позади официанта увлеченно беседуют друг с другом молодой элегантный мужчина в синем пиджаке, голубых брюках и наброшенном на плечи пальто и настоящий кенгуру. Фигуры на рисунке снабжены номерами, и внизу, рядом с изображением пачки сигарет, к ним даются пояснения. Варью несколько месяцев разбирал со словарем английский текст и сверху записывал, что у него выходило. Например, о мужчине в красной куртке получилось следующее: "Он Моэ Ментум, по кличке Каменная Рука, как раз перепадает статуя, талисман школы". Не намного больше извлек Варью и из надписи про негра: «Дейус, фонтан школы, докучливый, странный человек». Насчет официанта Варью выяснил, что зовут его Гиммик, что поет он фальшивым контрабасом и курит овальные сигареты. На картинке была еще одна очень важная деталь: прямо перед надписью "West High School" висели часы с голубым циферблатом. Стрелки на часах показывали ровно 7 часов 6 минут. Это так понравилось Варью, что он нарисовал возле часов большой красный восклицательный знак...

Рекламу «Кэмела» он способен был изучать часами. Стоя перед закрытым шлагбаумом или на погрузке, он каждый раз с новым интересом принимался рассматривать школу кенгуру и всех ее учеников по отдельности. Больше всего он любил Дейуса, негра, за его котелок и пиджак в черно красную полоску. Когда Варью смотрел на эту нарядную картинку, у него возникало чувство, что где-то, далеко-далеко отсюда, все время происходит нечто такое, в чем ему не дано участвовать Из-за этой рекламы он даже купил англо- венгерский словарь за 26 форинтов; впрочем, со словарем у него были связаны другие, хотя и очень неопределенные еще планы... Даже на потолке кабины приклеена была больших размеров картинка; ее привез ему приятель Йоцо, водивший тяжелые грузовики на международных рейсах. Картина изображала мулатку, которая оглядывается, испуганно присев, потому что в этот момент какая-то пестрая собачонка стаскивает с нее последнюю деталь одежды. Собака не на шутку вцепилась зубами в эту самую деталь, У нее даже на морде написано, как она злобно рычит.