Кентавр на распутье
Шрифт:
– Тогда кто? На ком, к примеру, ты потоптался недавно с особенным смаком?
– По-моему, и Калида не замешан, – ответил я, подумав. – Уж он не спешит со мной разделаться. Вроде приглядывается, планирует что-то. Дочурок подсылает… может, и внучек.
– Это напоминает достопамятное Отделение, – заметил Гай. – Там тоже невесть откуда всплыли лазеры. Затем и вовсе свернули пространство.
– Возможно, идея витает в воздухе. Или имеет место обмен опытом. Но куда больше меня заботит ликвидатор… Ты слыхал, чтобы после контрольного выстрела
– В жизни всякое случается, – осторожно заметил газетчик. – Вот если бы добыть статистику подвальных расстрелов…
– В него ведь пальнули не обычной пулей. Дворецкий подстраховался, невесть зачем. После такого попадания от мозгов остается месиво. Что ж им двигало-то?
– Не демоны же? Давай только без…
– Вот интересно, зачем покойник снял шлем? – перебил я. – Может, тот мешал наружному управлению? То есть материал, помимо прочего, не пропускает биоволны.
Я вспомнил пьянящее чувство освобожденности, испытанное только что, но уже знакомое по вспышкам ярости, накатывавшим в разгаре боя. А ведь тогда я избавлялся как раз от тормозов. Наверно, все сторонние каналы отсекал напрочь. Вот это и превращает людей в зверей, а заодно одаряет непомерной силой, потому что перестаешь делиться ею с другими. Какое искушение, а? Стоит отринуть от себя людей, и ты – герой, почти бог!.. Или раб?
– По-твоему, это киборг? – спросил Гай. – Ничего себе наборец!
– Не нравится? Тогда запиши его в зомби.
– Ой, это уже перебор!
– Не знаю, не знаю, – сказал я, потирая ребра. – Если бы тебя так лягнули… В любом случае за ним стоят люди серьезные, согласен?
– Безусловно. Такая оснастка!..
– Но их прибережем для второй серии – пока что с нас хватит Калиды. Самое время делать ему укорот, как считаешь?
– Неплохо бы, только как? Если он впрямь многотелец…
– Многоженец, – проворчал я. – Многочлен, мать его…
– …то достать его непросто.
– Вот и подумай над этим, ладно? Эту задачку надо решить. Условий уж скопилось порядочно, а времени все меньше. Боюсь, еще день-два, и Калиде наскучит со мной играть. Он ведь такой порывистый, непостоянный!..
Озабоченно кивнув, Гай пропал с экрана. Вот теперь можно вспомнить, что я вернулся домой, и прокрутить обычный ритуал. Не то чтобы омовение, даже самое тщательное, очищало от мирской скверны, однако на душе становилось легче.
Ванна уже дожидалась меня, и только я разлегся, как на ее изголовье забралась Инесса, погрузив смуглые голени в снежную пену, и принялась массировать мои плечи, руки, бока, спускаясь от шеи по сторонам. Кисти у нее сильные – верно, на мне и натренировала, – а где не хватало их, женщина подключала ступни. Затылком я ощущал, как напрягается ее живот, над лицом покачивались спелые груди, точно плоды в райском саду. Вот это я называю отличным сервисом! К тому ж ненавязчивым.
Под искусными руками Инессы я размяк уже окончательно, едва не проваливаясь
– Слушаю! – сказал громко.
На экране впрямь возник толстячок, на сей раз собственной персоной, и вперился в меня. От прежнего Калиды остались только формы – эдакий ночной вариант: затвердевший, налитой. Его будто выплавили в бронзе, а затем расцветили сочными красками. И голос прозвучал, как из бочки:
– Расслабляешься, да?
– Ну, – подтвердил я. – Есть возражения?
– Что же ты сбежал от нас? И как несся-то, как несся? «Быстрее лани». А ведь мы почти родственники.
Еще один. Действительно, тесен мир!
– Надеюсь, Лану не стал наказывать? – пустил я пробный шар.
– Я не обижаю своих любимиц, – как будто даже оскорбился он.
– Ну да, лишь используешь.
– Разве я один? Детей ведь и заводят из страха старости, а я лишь протоптал к бессмертию собственную тропку. Думаешь, когда о ней прознают, следом не ломанется все стадо?
Но догнать меня уж не смогут – поздно.
«И любить тебя поздно, – пришло на ум. – Ты уходишь, как поезд…»
– Значит, ты вроде Дориана Грея: живешь себе и живешь – а стареют твои портреты?
– Им не в тягость поддержать одного бессмертного – ну скинутся по годику-паре… И с каждым десятилетием «портретов» будет больше.
– А утверждали, будто Кощею хватало одного запасного сердца!.. Интересно, во что встанет деткам каждая твоя смерть?
– Ну, у меня-то в резерве полно органов! – осклабился Калида. – Если обеднеют, то не слишком.
– Еще не знаешь, да? А если каждый раз кому-то придется умирать?
– Вот и еще причина, почему не стоит меня убивать. Смерти невинных, знаешь ли, одна за другой… женщины, дети.
Инесса продолжала трудиться надо мной, бесстрастная точно массажный аппарат. Во всяком случае, разговору она не мешала – если не отвлекаться на ее прелести. Но, на вкус Калиды, те явно перезрели. Да и не смотрел он на женщину – лишь на меня.
– А может, и нет, – задумчиво сказал я. – Может, тебя просто не отпустят за порог. Будут продолжать снабжать энергией, чтобы поддержать твою никчемную жизнь.
– Да почему тебя так заботит моя смерть?
– Ты ведь наездник – из крупных. Прежде доил отпрысков, теперь подгребаешь под себя садюг. И чтоб прокормить такого Всадника, Хищникам приходится вкалывать вдвое.
– И что? – с жаром возразил Калида. – Разве кого-то волнует, за чей счет он живет? Сколько людишек работают на смерть, а попробуй лишить их такого заработка – ведь взбунтуются!.. И считают себя добропорядочными, и судят других, и морализируют.
– И маразмируют, – проворчал я. – Это и есть те бараны, без которых не прожить вашим волкам. Тоже ведь из «мира животных».