Керенский. Вождь революции
Шрифт:
— Я не связываю с вами будущее России.
— Вы правы, раньше и я бы не стал связывать с собой будущее России, но, как я вам и говорил, многое изменилось за две недели. Мне нужны люди, у которых в России не осталось ни одного шанса на возвращение прежней власти.
— Вы стали монархистом?
— Нет, но и убивать императора мне тоже нет никакой необходимости, хотя убить его хотят многие другие. Этот вопрос меня совершенно не интересует. Его судьба пока не определена, и не мною она будет изменена. Меня волнует другое, я хочу предложить вам работу.
— Интересно, какую?
— Какую? Хороший вопрос! Вы лучше меня знаете, что страна погрязла в хаосе, армия медленно разваливается, но пока у меня нет на это никаких рычагов влияния. В настоящее время я совмещаю посты министра юстиции и министра внутренних
— Я не буду служить у вас!
— Послушайте! — Керенский резко остановился. — Вы не понимаете. Я терял сознание, лежал в коме, и я видел будущее, оно страшно. Я в эмиграции, вы и вам подобные убиты, либо также в эмиграции. Страна залита кровью красного террора, дворянское сословие полностью уничтожено, вокруг творится вакханалия социалистов. Даже во сне я испугался содеянного.
— Не верю я в вещие сны, а тем более, в ваши!
— Да мне плевать, во что вы верите! — сорвался Алекс. — Не думаете вы, что будет дальше, а я знаю, я чувствую. Русский народ сорвался с цепи, а вслед за ним и все националисты окраин. Будет страшный красный террор, или вы убеждены в другом? Тогда я вас разочарую, он будет. Я же не хочу этого, я хочу сохранить Российскую империю. Пусть она уменьшится, это неизбежно в новых условиях, но мы сможем сохранить многое из того, что по праву завоевали. Неужели вам не жалко пролитой русской крови на фронтах империалистической войны? А в случае развала армии нам грозит потеря всего. Мы продадим свою кровь за понюшку табака и потеряем всё, заново создавая с великим трудом, и снова потеряем. Вы не понимаете этого, никто этого не понимает! Все погрязли в мышиной возне и борьбе за власть, но никто не поймёт, что на самом деле происходит. Никто! Я тоже буду бороться за власть, буду бороться за это с другими силами, с другими партиями. Буду бороться до конца.
— Все вы одинаковы.
— Нет, не все. Раньше я хотел уничтожить Николая II, а сейчас я склоняюсь к тому, чтобы дать ему возможность выжить.
— Вы знаете о планах насчёт него?
— Нет, не знаю, но, к сожалению, слишком много людей желают его смерти, а я уже нет. Кто-то считает его сатрапом, кто-то — безвольным дураком, а кто-то — пережитком прошлого. Соглашайтесь на моё предложение, другие ещё хуже.
— Нет.
— Послушайте, я плохо знаю историю, но вас не выпустят отсюда без моего разрешения. Точнее, даже если я буду не против, никто не будет ходатайствовать о вашем освобождении. Вы никому не нужны, а если победят другие силы, то вас расстреляют буквально здесь. И ваш труп, в лучшем случае, спустят в Неву. Мне и так предстоит выслушать в случае вашего освобождения множество неприятных слов, и я рискую получить вотум недоверия в связи с этим. Я рискую, но мой риск должен быть обоснован. Через несколько дней в столицу прибывают лидеры всех ведущих партий. Чернов, Ленин, Мартов и множество других, а также небезызвестный вам Борис Савинков. И тогда я буду бессилен что-либо предпринять.
— Что вы хотите мне предложить?
— Создание неофициальной организации, а может, и не одной. Название её уже есть, но я не вижу смысла его озвучивать. Кроме того, она будет полуподпольной. И будет таковой, пока я не смогу приобрести большего влияния, иначе я проиграю. Это может произойти, в основном, из-за вашей противоречивой фигуры, но не только вашей. Вы же понимаете, что всё решается буквально в одну минуту. Гнев народа страшен, однако со мной у вас есть шанс спасти наше государство. Я знаю, как это сделать, солдаты пойдут за мной, а вот за вами — НЕТ! И вы это отлично должны понимать.
— Я понял вас. Вам нужен только я?
— Нет, многие, и желательно жандармские офицеры или полицейские. С армейскими офицерами я разберусь позже, а пока мне нужны люди, не предавшие Николая II, не связанные с разведками Англии и Франции.
— Но вы же сами с ними связаны?
— И что? Неужели вы думаете, что я смогу быстро соскочить с их крючка? Это нереально, но поверьте, я выкручусь, а вместе
— В случае моего согласия вы выпустите из тюрьмы моего товарища по несчастью?
— Кто это?
— Это глава Департамента полиции генерал-майор Валентин Николаевич Брюн-де-Сент-Гипполит.
— Не знаю о ком вы говорите, но выпущу.
— Вы не догадываетесь?
— Да, я же говорил вам уже, — с явным раздражением воскликнул Керенский, — меня сшибла лошадь. Перелом ребра, сотрясение мозга, я стал видеть вещие сны и забыл некоторые моменты из своей жизни. Но не обольщайтесь, забыл я немного.
— Какая умная лошадь! Я бы назвал её «Золотым копытцем».
— Хватит иронизировать, господин генерал! — взорвался Алекс, уже уставший от долгой беседы и общей тяжёлой атмосферы тюрьмы, — Мне надоело вас уговаривать. Идите обратно в свою камеру, сидите там, в темноте и сырости. Изображайте из себя невинную жертву, а мне предоставьте бороться за власть одному. Мне не нужны морализаторские терзания, мне нужны люди действия. Не хотите вы, я найду других. Пусть это будут гады, уголовники, моральные уроды, но они будут делать нужную мне работу. Пусть и невольно, по моим приказам, но я сохраню Империю. Не для вас, и не для них, а для себя и тех, кто не понимает, что происходит вокруг.
Генерал молча смотрел на то, как бесится перед ним Керенский, а потом неожиданно заговорил.
— А вот теперь я вам верю.
Керенский остановился посередине тюремной комнаты.
— Что? Вы серьёзно?
— Да, но кроме меня вы освободите и тех людей, на которых я вам укажу.
— Хорошо, но вы понимаете, что это будет нелегко, и меня будет ждать за это расплата? А вы можете отказаться.
— Понимаю, но вы выкрутитесь, я в вас верю.
— Хорошо, после освобождения вы уйдёте в подполье вместе со своими людьми. Какое-то время будете жить за свой счёт, а потом я свяжусь с вами. Пока же вы останетесь в камере. Да, и если вы расскажете о нашем с вами разговоре, то я откажусь от своих слов, а вам всё равно никто не поверит. Вы должны это понимать. Я политический шакал, гиена, как вы сказали, но я умею играть в эти игры, и даже у зверей есть понятие, пусть не Родины, но стаи. А эти люди, мои коллеги, не знают, что творят и окажутся, в конечном счете, без последних штанов.
— Эх, — вздохнул Климович, — Я бы с вами поспорил, но вы сейчас не шакал, а потому я согласен. Но у меня нет денег даже на жизнь, так получилось.
— Что? Деньги у вас будут, на первое время пятьсот рублей, а там вы уведомите меня, когда они закончатся. Вы даёте мне слово, что после освобождения не исчезните в неизвестном направлении или предадите меня?
— Слово офицера и клянусь честью.
— Я слишком доверчив. Слово офицера звучит весомо, но что вам мешает его изменить?
— Вы меня оскорбляете этими словами. Да, я жандарм. Реакционер по вашему, монархист, держиморда, защитник самодержавия и ещё с десяток эпитетов, кои не могу даже здесь озвучить. Уж слишком они паскудны по своей сути. Но это не значит, что у меня нет чести. Не надо сравнивать меня с офицерами ускоренных курсов. Я закончил кадетский корпус и Павловское военное училище. Я потомственный дворянин древнего рода. Я не продаю Родину и не продал Государя. Если я вам дал слово чести. Я выполню его или умру. Я боролся с вашими коллегами до конца. В меня кидали бомбу, но не смогли убить, лишь изранив ногу. Я ненавижу вас и всех остальных. Но видит Бог! Вы сами пришли ко мне. Я вижу, что произошло с империей и императором и я не могу остаться в стороне от этого. И потому я нашёл в себе силы дать вам слово, и я его выполню.
— Хорошо! Вы меня убедили, и я вам верю. Ждите, когда вас освободят, и готовьтесь к напряжённой работе на благо нашего с вами Отечества, — после этой фразы Алекс крикнул охранника.
— Уведите! — сказал он появившемуся на крик тюремному надзирателю, после чего устало присел за стол. Сил разговаривать с другими заключёнными просто не было. Взглянув на карманные часы, он увидел, что уже было два часа пополудни. В животе заурчало.
«А не напроситься ли мне на обед? Заодно и отдохну, а после него приступлю с новыми силами к новой вербовке. Решено!», — и, вызвав охранника, он отправился к коменданту, который любезно пригласил его в столовую попробовать солдатской каши.