Кешмарики от Иннокентия
Шрифт:
Чу! Я слышу мягкие шаги, потому как у них сегодня снова праздничный день!
На этой радостной нотке хотелось бы и закончить сантехнический осмотр генеалогического древа.
С уважением, ваш слесарь-ботаник Сидоров-Сидоров С.С.
НЕ ЗАБУДЬТЕ ВЫКЛЮЧИТЬ ТЕЛЕВИЗОР!
Томас Мор мечтал об идеальном обществе, Герберт Уэллс - о машине времени, а Сергей Шкуратюк уже тридцать пятый год смотрел телевизор. Жизнь доказала ему как несостоятельность наивных мечтаний, так и несокрушимую победу ящика с электронно-лучевой трубкой над другими средствами информации. Мрачная же действительность сделала
Последние новости были неутешительными. Террористы что-то взрывали, радикалы ради чего-то своего митинговали, депутаты решительно несли в народ чушь и все это вместе комментатор называл жизнью, которая не стоит на месте. Сегодня Сергей был реалистом трезвым, а потому ему отчаянно хотелось, чтобы такую жизнь разбил паралич. Только водке иногда удавалось примирить его с реальностью.
Был поздний зимний вечер. Новый Год, впрочем, как и море сопутствующей празднику выпивки, был позади. За окном завывал ветер, а в телевизоре очередная поп-звезда. Тошнило как одного, так и от другого. Он сидел в кресле и жалел о том, что не верит в оборотней. А как было бы здорово, чтобы и его, Шкуратюка, грустный вой присоединился к старой песне о жизни. Вздохнув, Сергей взял в руку пульт дистанционного управления и принялся перебирать кнопки каналов. На него обрушился блок рекламы лекарств и разнообразных прокладок-невидимок, заставив пожалеть о том, что он не женщина, подхватившая гнойную ангину в период своих критических дней.
– Ни дать, ни взять, - процедил Шкуратюк сквозь зубы описание трудностей такой оказии и переключился на следующий канал.
– Добрый вечер, - со старта соврала ему дикторша, вполне здоровая на вид. Рядом с ней стоял на костылях рахитичного вида черномазый юноша.
– Сегодня в гостях у нашего ток-шоу "Помоги себе сам" гость из Сомали, почетный член "Клуба выживших после черной лихорадки". Вся его семья стала жертвой этого страшного недуга. Наверное, вам тоже интересно, как столь хлипкому негру удалось пережить всю родню. Что ж, об этом он нам сегодня и расскажет...
Сергея передернуло от отвращения. Кроме всего прочего, он еще был немножко расистом.
– Я был колдун своё племя, - заговорил черный гость.
– Когда мой семья подцепить зараза, я ходить туалет. Там меня воровать туарег. Он возить меня пустыня - продавать гарем. Там я учить русский, только потому, что им разговаривать Лёня.
– О, какое удачное стечение обстоятельств!
– оскалилась ведущая. Казалось, она вполне искренне одобряет извращенный вкус безымянного султана.
– Я по-прежнему хотеть туалет, - закончил исповедь Лёнин негр и на зрителя обвалилась очередная пауза имени Якубовича.
– Боже, помоги себе сам!
– посоветовал Сергей Всевышнему и переключился на следующий канал. Выпить хотелось все больше и больше.
– ... день снова бастуют газовики. Служащие городского крематория выразили протест в связи с незаслуженными жалобами со стороны живого населения!
Шкуратюк нервно прикурил от газовой зажигалки и конвульсивно нажал кнопку выключения звука. На душе полегчало, но выпить все равно хотелось. Он принялся бездумно переключать каналы.
Словно стеклышки калейдоскопа мелькали перед глазами сюжеты. Их чередование завораживало. Разноцветные кляксы лиц и событий навевали оцепенение почти как стакан водки. Выражение "голь на выдумки хитра" подходило к Сергею как нельзя удачно.
Так он просидел до тех пор, пока на экране дружно не замелькали раздражающие глаз предупреждения: "Не забудьте выключить телевизор!" Они вывели его из транса и Сергей недовольно поморщился. Возвращаться в реальность не хотелось и Шкуратюк еще несколько раз нажал на кнопку.
Внезапно на одном из каналов картинка с предупреждением исчезла. На её месте из бездонного мрака экрана высунулась костлявая черная рука. Она сжимала такой же, как у Сергея, пульт дистанционного управления.
– Тебя ведь предупреждать, - раздался ленивый голос из динамика.
– Теперь помогать себе сам! В ту же секунду по глазам зрителя ударил яркий луч.
Мозг адекватно воспринял команду на выключение. Сердце Шкуратюка дернулось в последнем ударе и остановилось. Остекленевшие глаза уже не видели, как изображение сменилось объявлением: "Не забудьте включить телевизор!"
И все погасло.
ЛЕШИЙ
Он был среди них всегда. Незнакомый - наверное, старик. Чужой всем и каждому в толпе - выживший из ума леший.
– Не пишите стихов, - умоляюще бормотал он, но серое асфальтовое великолепие старой площади оставляло людей глухим к странному совету.
Они брели, шли, бежали... Каждый в своей реальности. Кое-где из-под асфальта высовывались допотопными черепахами, напоминая о себе, камни старой мостовой. Давным-давно они победили траву, раздавив ее жестким панцирем. Ни одной символической травинке не было места под ногами. Старые камни знали об этом и честно служили людям, пока не пришла и их очередь исчезнуть с глаз долой.
– Не ходите по газонам, - шептал леший вслед автомобилям. Он один помнил болото и речку, которая брала из него начало. Трясина была побеждена камнями, а ручей покончил самоубийством, вернувшись к истокам.
Бесконечная грусть окаменевшей памяти светилась в бесцветных глазах, когда я впервые его увидел. Седые, клочковатые волосы покрывали тело, напоминающее обрубок дерева. Я подошел к нему вплотную и тронул за плечо.
– Оптовые цены никогда не убьют романтику ярмарок, - проскрипел леший, не оборачиваясь. Он привык к тому, что его толкают, пинают и сбивают с ног. Я для него был лишь еще одним исполнителем древнего проклятия.
– Я хочу писать стихи...
Эти слова заставили его вздрогнуть. Жизнь среди палачей давно убила в нем надежду быть услышанным.
– Не делай этого.
– Почему? Я могу, я умею...
– мне не хватало слов.
– Я хочу! Ходить по газонам!..
– Придет время, когда ты пожалеешь о том, что ты умеешь, - перебил меня леший, - и о том, что ты можешь. Оно обязательно настанет, когда ты не сможешь написать ни строчки. Жалость убьет тебя так же верно, как и остальных. Тебя, твои желания. Без травы нет ветра...
– Жалость?
– У нее много лиц. Посмотри вокруг! Все они - теперь лишь ипостаси жалости к себе и я - памятник им. Иди и слейся с толпой! Притворись, что ты один из них и никогда, слышишь, никогда не рифмуй слов даже мысленно, корявые руки оттолкнули меня. От них исходил запах гнилого дерева.