Кешмарики от Иннокентия
Шрифт:
– Нет!!!
– я вскочил и рванулся из-за стола.
– Жри своё дерьмо сам!
Задубевшие губы раздвинулись в презрительной улыбке.
Нога зацепилась за что-то упругое, полоснувшее болью. Центр тяжести переместился поближе к гландам. Кабак взлетел в воздух, но знание об этом коснулось только одного посетителя. Оно ласково пригрело, шарахнуло лишь меня. Земля под ухом подернулась пылью - медленно наползающей дождевой тучей, метающей молнии и призывающей мрак на мою голову.
А в том мраке все еще звучали
– Ему нужна женщина, сигинор?
– Ему нужна крыса.
– Они начинают разбегаться...
– Крысы всегда бегут с таких кораблей, - пояснил голос, который принадлежал мне. Казался моим, мог бы быть моим, звучал бы во мне... Приятно было бы пообщаться с умным голосом.
Безвоздушная пыль стала тьмой. ***
– Йо-хо-хо! Йох-хох-хо-о!!!
– орали пираты свою древнюю песню, подергивая правыми ногами.
– Ты - один! Ты - один из нас!!! Йох!
...когда кошки выходят на охоту...
...и когда они собираются в стаи...
...и острые рога блестят сталью, жаждущей крови...
...тогда ты - пёс...
...и когда страшно...
...ты молишься, тихо завывая...
...только тогда понимаешь, что у Судьбы есть гончие...
...гончие гончих...
...и тогда страшно...
...страх...
– Он всегда с тобой - этот праздник самосохранения. Понимаешь, ты случайный гость на празднике Жизни и пусть Он будет с тобой. Будь счастлив и жив! Бояться - значит жить! И жить, чтобы бояться серых, нежных, обманчиво-ласковых, неулыбчивых и рогатых кошек Судьбы, - вещает мой умный голос. Он знает все. Мое прошлое и настоящее, мои страхи и мечты...
...мечты о встрече...
...когда тени вечером оживают и агония умирающей змеи чертит на песке спираль бесконечности - пружину, толкающую тебя навстречу неизбежному, которое маскируется под необходимость...
– Я - твоя стрелка, тикающая за спиной...
...тик-так, тик-так...
...слышишь меня?..
...я... слышишь...
..........ыш.........
...жаль...
...жалее... жальче... жальчее навсегда...
...да... ***
Я вышел из себя и присел рядом.
– Пора, - сказал кто-то из нас.
– Было бы интересно, - ответил тот же.
– С чего начнем?
– Начнем?
– Нашу попытку понять кого-нибудь из нас. Заметь, при этом мы оба ничего не теряем.
– Благодарю за первое утешение.
– Все всегда бывает в первый раз. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что ты - не девочка...
– Уже?
– Чувство юмора - это хорошо. Даже такое, как твоё.
– Да, пока оно не стало привычкой, как у тебя.
– К чувству привыкнуть нельзя.
– Отчего же? Возьми, к примеру. любовь.
– Это не чувство.
– Думаешь?
– Попробуй меня понюхать.
– Зеркала не пахнут.
– А она пахнет секрецией инстинкта...
Я умолк. Я породил молчание. Паузу. Почти дочку.
Он сидел, ссутулившись надо мной. Этакая поумневшая в процессе эволюции обезьяна, ведающая все. А может быть и больше. Думающая, разжиревшая во мне сволочь. Тень, отброшенная моим "я". Символ, над кем я потерял власть. Кот, вышедший сухим из-под дождя. Сочащийся моим ядом некто, считающий меня пустой бутылкой. Антипод, сосущий мысли. Он точно знает что по чем в его мире. Между нами лишь воздух, не пахнущий секрецией. Нейтральный, как вода. Как все нейтральные воды в мире...
Они отошли.
Вешние воды ненависти. ***
Где-то в Жутколесье... ***
– Бедняга, - подвел черту трескучий старческий голос.
– Откуда он попал сюда на этот раз?
– Из вытрезвителя.
– Как я его понимаю.
– Вполне возможно, что эта болезнь войдет в анналы медицины под вашим именем.
– Серятина от Иванова, - голос принадлежал скептику по жизни.
– Что он бормочет?
– третий голос. Из него уже исчезла профессиональная зависть, но остался тот же неистребимый интерес к коллекционированию симптомов.
– Пираты, нервы, Жутколесье... Очевидный бред.
– Возможно, этот странный набор галлюцинаций присущ только данной болезни?
– Интересное предположение, коллега, но, боюсь, качество и количество как действующих лиц, так и антуража галлюцинаций не зависит от уникальности заболеваний.
– М-де. Галлюцинации - лишь ступени, ведущие к порогу, за которым смерть, - грустно произнес старик. Даже не открывая глаз, я понял, почти увидел, как искривились его губы в псевдооптимистической усмешке.
– Воспоминания - это те же ступени...
– Согласен, коллега. Совсем недавно я имел честь ознакомиться с трудами, не буду называть его имени...
– послышались чавкающие звуки. Говоривший явно жевал губы. Этакие отвислые нашлепки внизу лица.
– Так вот, он выдвинул предположение, ставшее довольно модным в последнее время среди студентов, что память - это тоже в некотором роде болезнь.
– Смело, смело, - усмешка в голосе светила стала более чистосердечной. В таком случае, как же он толкует склероз?
Я не выдержал и фыркнул.
– Кажется, ему становится хуже, - интерес был профессионален до кончиков ногтей.
– Коллеги, обратите ваше внимание на синюшность ушных раковин!
– Бабка моя, царствие ей небесное, помершая от гангрены, советовала креститься, если кажется, - построжел и приблизился голос светила.
Голос - строгий, стеклянно-массивно-воплотившийся.
– И помогало?
– я открыл глаза. ***
Где-то в Жутколесье... ***
– Где-то в Жутколесье...
– передразнил он и хмыкнул.
– Кошмары, которые мы сами себе выбираем, а?