Кевларовые парни
Шрифт:
Документы, принесенные Олегом, очень заинтересовали орденоносца. Он жадно глотал лист за листом, при этом похрюкивал, постукивал пальцами по столу иногда делал пометки в новеньком ежедневнике и постоянно манипулировал очками, страшно напоминая персонаж басни дедушки Крылова.
— Где взял? — Глаза Пушкарного лихорадочно заблестели. — Ну, колись! Где взял?
Олег кратко изложил обстоятельства получения материалов.
— Да, брат, такова наша «селяви». Помянем раба божьего Фридриха! — Пушкарный плеснул по двадцать капель.
— Он не Фридрих. Его Борис зовут… звали.
— Бориса! Пусть земля ему будет пухом. То, что ты принес, конгениально. Здесь та-а-кие материалы! И главное, копии указов уже заготовлены! Ты не представляешь, я недавно был в Белом доме… Там все клерки какие-то указы пишут. И шуршат, и пишут… Хорошо, что еще не все их подписывает… А то вообще кранты. Но здесь случай особый. Мы эту тему уже не первый год тянем. В том числе и по «красной ртути». Понимаешь, в чем дело, эта тема появилась еще при коммунистах. Году эдак в восемьдесят девятом или девяностом мы вдруг столкнулись с желанием определенных фигур получить лицензию на вывоз за рубеж странного вещества с таким названием. Возможно, в Шестом управлении и не придали бы этому значения, если бы не чрезвычайно высокая цена — сто пятьдесят баксов за кило. Причем был и встречный интерес. Наши хотели продать, западные фирмы хотели купить. Через посреднические иностранные фирмы удалось получить спецификацию продукта. Особенность его заключалась в том, что жидкость имела невероятный удельный вес — чуть больше двадцати граммов на сантиметр кубический. Красная жидкость, которая якобы хранится во флягах весом двадцать — двадцать три килограмма. Многих характеристик расшифровать не удалось. Удивительным было и то, что специалисты терялись в догадках, где этот продукт производится и к какому месту его можно прикладывать. В печать стала просачиваться информация о возможном использовании его в оборонных отраслях, в том числе при создании оружия массового поражения. Естественно, и цена начала расти. В марте девяносто второго директор ВВО «Лицензинторг» информировал Егора Гайдара, что базовая цена на данный продукт составляет уже триста долларов США. Но самым удивительным было то, что этого продукта в природе не существует и никто его не производит. А если бы и существовал, то область применения того, что называется «красной ртутью», а попросту соли ртути сурьмянистой кислоты, еще предстояло бы определить. Во всяком случае, ни оборонка, ни другие отрасли в ней не нуждаются. Все дело в том, что посредники, которые пытаются продать сей стратегический продукт, этого не знают.
— Смысл?
— Вот смысл мы пока и не вскрыли. Есть несколько версий…
— А именно?
— Версия первая. Авантюристы, получая лицензию на продажу «красной ртути», гонят под видом «того, чего не может быть», все что душе угодно. Золото, радиоактивные материалы, редкоземельные элементы… Без особых лицензий и квот. По тут возникает вопрос: почему такая высокая цена? Ведь все, что я перечислил, имеет низкую стоимость на внешнем рынке. Версия вторая, менее эпохальная. Российские авантюристы пытаются впарить под видом «красной ртути» иностранным лохам все что возможно, лишь бы получить деньги. А с учетом ажиотажа можно и «утром деньги — вечером стулья». Пока чухнутся, фирмы и след простыл. Ищи ее на необозримых просторах России, которая, как тебе известно, занимает одну восьмую часть… чего? Правильно, человеческого тела. Третья версия требует проработки, но, по-моему, она ближе всего к истине. Суть ее проста и удивительна. В порядке бартера загнать в Россию побольше товаров с целью максимальной аккумуляции денежной массы.
— Ну, аккумулировали. Что дальше?
— Нет, брат, зря у нас политграмоту отменили. Тем более сам мне справки шлешь по этому вопросу. Начинается очередной этап приватизации. Заводы, фабрики, верфи идут с молотка. Ну? Гоняй, гоняй гемоглобин!
— Ты так думаешь?
— И, к сожалению, слишком часто. Бабки аккумулированы. Часть идет на подкуп чиновников, чтобы выставляли на аукцион основные средства производства по остаточной стоимости, а на остальные — приобретается все что душе угодно. Хошь космодром, хошь завод! А потому твой Фридрих, царствие ему небесное, прости мою душу грешную, не просто Фридрих — он Фридрих Великий. Ферштейн? Здесь, в этой папочке, он собрал для вас такое… что лично я не удивляюсь, почему Господь призвал его для отчета.
Пушкарный маслеными глазами смотрел на кипу громоздившихся на столе документов.
— Дай списать? — жалобно проскулил он.
— При одном условии, что поможешь!
— Сэр, вы обижаете коллегу. — И, пока Олег не раздумал, ткнул кнопку вызова секретарши. — Машенька, мухой ко мне!
Муха была очаровательна!
— Срочно два экземпляра ксерокса! — Пушкарный поймал взгляд Олега и, когда стройные ножки скрылись за дверью, хитро подмигнул. — У!
— У-у-у! — опять на октаву выше пропел Олег. — Где взял?
— Не скажу! Места надо знать. А то понабрали мужичья, глаз положить не на что. Между тем девушки глаз радуют, к работе, можно сказать, стимулируют.
— А не отвлекают?
— Кого как. Меня нет. А то работа-машина-дом, дом-машина-работа. Мира не видим! В командировку выберешься — та же дребедень. Гостиница-машина-управление-машина-гостиница. Тут на прошлой неделе я в метро попал…
— Куда??
— В метро. Транспорт такой. Слышал?
— Да уж как-нибудь, не в деревне живу…
— Машину разбили, так я из дома на метро приехал. Лет пять в нем не был. То на своей машине, а как в этот стул сел, так на служебной…
— Ну, ты нахал…
— Нахал не нахал, а такова сервелат, как говорят французы. Сам знаешь — я без машины…
— Ладно, что в метро увидел?
— О-о! Это нечто! Женщины! Их много, и все красивые! С ума сойти.
— Не сошел?
— Не успел — машину починили.
Минут через десять Муха-Машенька положила на стол три аккуратные стопки документов. Вильнув задом, она шмыгнула в приемную.
— Между прочим, «черный пояс»! — загордился Пушкарный.
— С резинками?
— По карате! Деревня!..
То, что произошло в тот день, Мицкевич потом вспоминал с ощущением участия в голливудском триллере.
Отсутствие Катерины всерьез озадачило Василь Василича. Более того, даже версии о том, куда она могла деться, не было. Прокручивая назад пленку памяти, он пытался восстановить картину. Группа японцев втиснулась в лифт, прижав Катерину к зеркалу. Когда на пол ступил Мицкевич, динамик лифта исполнил матчиш, свидетельствующий о перегрузке. Японцы с удивлением уставились на высокого блондина — это еще кто такой? Он сделал шаг назад, и лифт облегченно затворил двери. Наддверное табло показало, как кабина поочередно остановилась на третьем, четвертом и пятом этажах. Катерина должна была выйти на четвертом.
Вторая кабина пришла секунд через тридцать. Еще минуту она загружалась и двигалась до четвертого этажа. Итого полторы минуты. До апартаментов, где остановилась Катерина, идти секунд пять-семь. Возможно, она ждала его у лифтов. Но куда она делась?
Вначале Мицкевич подумал, что Катерина спустилась за ним назад. Но, вернувшись в холл, он ее там не обнаружил. Подождав еще несколько минут, Василь Василич вновь поднялся к себе. Вспомнить, что он делал потом, ему было сложно. Совершал какие-то нервические движения: возвращался в холл, подходил к дверям апартаментов, звонил туда по телефону.
В конце концов он спустился вниз и, путая немецкие и английские фразы, попросил портье своим ключом вскрыть апартаменты. Портье с удивлением уставился на постояльца, но, видя растерянного русского человека, поднялся с ним наверх.
Постучав в дверь, портье вскрыл ее и осторожно пропустил Мицкевича вперед. Все комнаты были пусты.
Портье удивленно пожал плечами и взглядом показал, что надо покинуть номер.
Это продолжалось около двух часов; в голову Мицкевича лезли самые глупые мысли. Он не мог даже позвонить своим партнерам: знание немецкого было ниже предела. Телефона посольства под рукой не было. Ситуация казалась безвыходной. Как человек разумный и выдержанный, Мицкевич поначалу подавлял в себе панические настроения, но к двум часам ночи он находился уже в полнейшем отчаянии.