КФ, ИЛИ «КОСМОС БУДЕТ НАШИМ!» (Антология 2008)
Шрифт:
Паоло вспыхнул и кинул ветку в траву, но тут же передумал и поднял её. Ветка была до половины ошкурена, верхушка с горстью ещё не совсем раскрывшихся листьев уцелела. Паоло решительно перерезал ветку и протянул верхушку матери:
— На. Мы её дома в воду поставим, а когда она корешки пустит, то посадим, и целое дерево получится.
— Хорошо, возьми с собой, может, не завянет.
— А другой конец я оставлю для копья. Все равно он без кожи уже не вырастет.
— Ну, возьми.
Эмма поднялась с травы, следом с палками в руках встал Паоло. Эмма оглядела
— Ох, и извозился ты!
Паоло попытался стряхнуть со штанов приставший мусор, потёр ладошкой рубаху, измазав её ещё больше, и наконец сдался.
— Ничего, — сказал он, — до дому доберёмся.
— А людей не стыдно будет?
— Ну так что, ты вон тоже грязная.
— Где?
— Честно. Вся кофта перепачкана.
Эмма поднесла руку к глазам. Белый рукав кофточки был густо усеян чуть заметными чёрными крапинками.
— Гарь налетела, — оправдывалась Эмма, пытаясь сдуть с рукава чёрный налёт. Но сажа села прочно и не сдувалась.
— Давай я почищу, — предложил Паоло.
— Не надо! — испугалась Эмма. — Ты своими лапами меня мгновенно в чучело превратишь!
— А другие сейчас тоже так? — спросил Паоло.
— Тоже.
— И всё от одной трубы?
— От неё.
— Тогда хорошо, что дыма больше пускать не будут, — сказал Паоло, — жаль только, что это всего одна дробина.
— Смотри, — сказала Юкки, — я на песок наступаю, а он вокруг ноги сухим становится. Это, наверное, потому, что долго под солнцем сушился, вот даже в море вымокнуть как следует не может. Правда?
— Точно, — ответил Дима и прибавил: — А у тебя следы красивые.
— Ага. Маленькие, и пальцы скрюченные, как у Кощея.
— Много ты понимаешь в собственной красоте! Не скрюченные, а изящные.
— Там царь Кощей над златом чахнет! Димчик, почему он чахнет?
— Реакции изучает соединений злата, а вытяжки нет, и вообще, никакой техники безопасности.
— Глупенький! Солнышко светит, а он про технику безопасности! Купаться будешь?
Выйдя из воды, Юкки повалилась в горячий песок.
— Уф!.. Сумасшедший! Нельзя же так далеко заплывать!
— Но ведь ты впереди плыла…
— Так и что? Я, по-твоему, первой должна назад поворачивать? Домострой какой-то! Димчик, а я кушать хочу. Раз ты поборник древности, то добудь мне пропитание.
— Сколько угодно! — Дима шагнул вперед, сунул руку в воду, дёрнулся, зашипев сквозь зубы, а потом выволок на воздух крупного серого краба.
Краб топорщил ноги и угрожающе поднимал клешни, стараясь достать палец врага.
— К вашим стопам повергаю, — сказал Дима, положив краба у ног Юкки.
Юкки завизжала. Освобожденный краб боком засеменил к воде.
— Бедненький, — сказала Юкки, перестав визжать. — Как ему трудно идти. Пусти его в море.
— Это моя добыча. Сейчас мы будем его есть.
— Я не хочу его есть. Я хочу вкусное.
— Вкусное лежит в гравилёте. Можно принести…
— А все-таки хорошее место, — говорила Юкки через полчаса. — Бесконечный берег и ни одного человека. Даже следов
— И скорпионы.
— Где?
— Не знаю… Просто в Девонский период кроме крабов на Земле жили скорпионы.
— Ну вот, всегда ты так. Только никаких скорпионов здесь нет, потому что сейчас не Девонский период. Вон пень лежит. Когда-то тут росло дерево, а потом пришел варвар и приказал его срубить. Для дивидендов. А пень остался, потому что варвар относился к природе хищнически и не убирал за собой.
— Вот именно поэтому, если ты кончила есть, то давай за собой убирать…
Они ещё купались и загорали. Они построили башню из песка и взяли её штурмом. Они играли в пятнашки, и Дима порезался осокой. А потом подошло время улетать. Дима было предложил вместо этого, одичав, основать здесь становище, но Юкки вспомнила про порезанную ступню, и пришлось сворачивать лагерь.
Гравилёт улетел.
Остались синее слепящее море и синее слепящее небо, горячий янтарный песок, жёсткая белая трава по кромке пляжа и чёрная, наполовину вросшая в песок коряга пня, торчащая среди осоки. Да пустой берег, тянущийся в обе стороны. Серый краб выбрался на мелководье и улёгся на дне, среди дрожащих бликов.
Жаркая тишина ощутимой тяжестью упала на землю, и потому раздавшийся шорох прозвучал резко и неестественно. Пень, громадный, полузасыпанный песком, раскрылся, распавшись на две части. Изнутри выдвинулись длинные трубки, перегоняя струи песка, зашипел сжатый воздух. Песок, ложась ровной гребёнкой волн, засыпал следы. Извивающийся манипулятор поднялся из середины псевдопня, подхватил случайно забытую бумажку, потом окунулся в воду и схватил краба. Тот звонко ударил сведенными кверху клешнями. Почувствовав сопротивление, манипулятор расслабился, и бедный краб ринулся в глубину.
Через минуту на берегу почти не оставалось следов. Неподалеку заканчивал работу угловатый, покрытый остатками ракушек валун. Вскоре берег снова сиял нецивилизованной красотой.
Приближался вечер, когда на горизонте появилась едва заметная искра. Она приближалась и превращалась в ярко раскрашенный многоместный гравилёт. Целая семья прилетела купаться в ночном море, глядеть на звёзды и спать на диком берегу, где никого не бывает,
— Мама, гляди! — закричал мальчик, первым выпрыгнувший из кабины. — Море гладкое, а на песке волны!
Глухое место, дикий, никому не известный уголок стал для Юкки и Димы привычным местом отдыха. Каждую неделю они появлялись здесь, проносились на спортивной машине, выбирая местечко подальше от прибрежных коттеджей и редких групп купальщиков. И, как правило, останавливались около знакомого пня. Правда, был такой период, когда их посещения прекратились. Впрочем, скоро спортивный гравилёт снова появился над пляжем, но он больше не выделывал курбетов и головоломных петель, а двигался очень плавно и осторожно. Тряска в гравилёте невозможна, но Юкки становилась непреклонна, когда дело касалось маленького Валерика.