Киево-Печерский патерик

Сборник

Нктобо от братия втайн украдъ хлбъ и не можаше ясти, зане обреташеся в руку его яко пелынь, и горекъ паче мры являшеся. И се сътворися многажды. Стыдяша же ся, от срама не могый повдати блаженному своего съгршениа. Гладенъ же бывъ, не могый тръпти нужда естественыа, видя смерть пред очима своима, и приходить къ Иоанну-игумену, исповда ему събывшееся, прощениа прося о своемь съгршении. Игуменъ же, не вровавъ реченнымъ, повел иному брату се сътворити: втайн хлбъ взяти, да разумють истинно, аще тако есть. И принесену бывшу хлбу, и обретеся тако же, якоже и крадый брат повда, и не можаше никтоже вкусити его от горести. Сему же сущу еще и в рукахъ его, посла игуменъ

испросити хлбъ. «Да от руку, — рече, — възмете, отходяще же от него, и другый хлбъ украдите.» Сима же принесенома бывши, украденый же хлбъ пред нимипременися и бысть, яко пръсть, горекъ, акы пръвый, и взятый хлбъ от руку его — акы медъ, и светелъ явися. И сему чюдеси бывшу, прослу таковый муж всюду, и многы прекормивъ алчныа, и многымъ на ползу бывъ.

Некто из братии потихоньку украл хлеб и не мог его есть, потому что в его руках он сделался как полынь и без меры горьким. И так повторялось не раз. Но стыдился брат, от срама не мог открыть блаженному своего согрешения. Однако будучи голоден, не стерпев естественной нужды и видя смерть пред глазами своими, пришел он к Иоанну-игумену и, прося прощения за свое согрешение, рассказал ему о случившемся. Игумен не поверил рассказанному и, чтобы узнать, подлинно ли это так, велел другому брату сделать то же: взять хлеб тайно. Принесли хлеб, и оказалось то же, что говорил укравший брат: никто не мог есть его от горечи. Держа этот хлеб в руках, игумен послал попросить хлеб у блаженного. «Один хлеб, — сказал он, — возьмите из рук его, а другой хлеб, уходя от него, украдите». Когда принесли эти хлебы, украденный изменился пред всеми и сделался как сухая земля, и был горек, как и первый, а хлеб, взятый из рук блаженного, — светел и сладок, как мед. После такого чуда повсюду прошла слава об этом муже, и многих голодных прокормил он, и многим был полезен.

Егда же Святоплъкъ съ Давидомъ Игоревичем рать зачаста про Василкову слепоту, егоже ослепи Святоплъкъ, послушавъ Давида Игоревича, с Володимеромъ и съ саммъ Василкомъ, и не пустиша гостей из Галича, ни людей изъ Перемышля, и не бысть соли въ всей Руской земли. Сицеваа неуправлениа быша, к сему же и граблениа безаконнаа, якоже пророкъ рече: «Съндающи люди моа въ хлба мсто, Господа не призваша». И б видти тогда люди, сущаа в велицей печали и изнемогших от глада, от рати, не имяху бо ни пшеница, ниже соли, чимъ бы скудость препроводити.

Когда Святополк, в союзе с Владимиром и самим Васильком, пошел ратью на Давыда Игоревича в отместку за Василька, которого ослепил он, подстрекаемый Давыдом Игоревичем, не стали пускать ни купцов из Галича, ни людей из Перемышля, и не было соли во всей Русской земле. Наступило трудное время, начались беззаконные грабежи, как сказал пророк: «Съедающие народ мой, как едят хлеб не призывающие Господа». И были все люди в великой печали, изнемогли от голода и от войны, не имели ни пшеницы, ни даже соли, чем бы преодолеть скудость свою.

Блаженный же тогда Прохоръ, има клию свою, и събра множество попела от всхъ клий, и не ведуще сего никомуже, и се раздаваше приходящим, и всмь бываше чиста соль, молитвами его. И елико раздаваше, толико паче множащеся. И ничтоже взимаа, но туне всмь подаваше, елико кто хощеть, и не токмо монастырю доволно бысть, но и мирьскаа чада, к нему приходяще, обилно възимаху на потрбу домомъсвоимъ. И б видти торжище упражняемо, монастырь же полонъ приходящих на приатие соли. И оттого въздвижеся зависть от продающих соль, и сътворися им неполучениежаланиа. Мнвше соб в тыа дьни богатество много приобрести в соли, бысть же имъ о том печаль велиа: юже бо прежде драго продаваху, по два головажне на куну, нын же по 10, и никтоже възимаше.

Блаженный Прохор тогда имел уже келью свою; и собрал он к себе изо всех келий множество пепла, но так,

что никто не знал, и раздавал его приходящим к нему, и для всех, по молитве его, делался он чистой солью. И чем больше он раздавал, тем больше у него становилось. И ничего не брал за это, а всем даром давал, сколько кому нужно, и не только монастырю было довольно, но и мирские люди приходили к нему и обильно брали, сколько кому требовалось для дома своего. Торжище опустело, а монастырь был полон приходящими за солью. И пробудило это зависть у продавцов соли, потому что не получили они, чего желали. Они думали приобрести в это время большой барыш от соли, и впали они в великую печаль: то, что они прежде продавали по дорогой цене, за куну — две меры, теперь же, за ту же цену, и десяти мер никто не брал.

И въставше вси, продающесоль, приидоша ко Святополку и навадиша на мниха, глаголюще, яко: «Прохоръ-чернець, иже есть в Печерьскомъ монастыр, отъятъ от нас богатество много: даеть соль всмк нему приходящимъ невъзбранно, мы же обнищахом». Князь же, хотя имъ угодити, двое же помысливъ в себ: да сущую молву в них упразднить, себ же богатествоприобрящеть. Сию мысль има въ ум своемь, съвщавъ съ своими съвтники цну многу соли, да емь у мниха, продавца ей будеть. Тогда крамолникомъ тмъ обещеваеться, глаголя: «Васъ ради пограблю черньца», крыа в себ мысль приобретениа богатества. Сим же хотя мало угодити имъ, паче же многу спону имъ творя: зависть бо не всть предпочитати еже ползно есть творити.

И собрались все, продававшие соль, пришли к Святополку и стали наущать его против инока, говоря: «Прохор, чернец Печерского монастыря, отнял у нас богатства много: дает соль всем приходящим к нему безотказно, и мы от того обнищали». Князь же, хотя им угодить, и о другом про себя подумал: между ними прекратить ропот, а себе богатство приобрести. Обдумав это, решил он со своими советниками, что цена на соль будет высокая и, отнявши у инока, сам будет продавать ее. Крамольников этих он успокоил, сказав: «Ради вас пограблю чернеца», а сам таил мысль о приобретении богатства себе. Он хотел хотя бы немного угодить им и только больше вреда сделал: ибо зависть никакой пользы принести не может.

Посылаеть же князь, да возмуть соль всю у мниха. Привезне же бывши соли, и приид князь, хотя видти ю, и с тми крамолникы, иже навадиша на блаженнаго, и видвше вси, яко попелъ видти очима. Много же дивишася: что се будеть? — и недоумахуся. Извстно же хотяху увдети, что се будет таковое дло, обаче же повел ю съхранити до 3 дний, да разумють истинно. Нкоему же повел вкусити, и обретеся попелъ въ устхъ его.

Послал князь взять всю соль у инока. Когда привезли соль, князь с теми крамольниками, которые наущивали его против блаженного, пошел посмотреть ее, и увидели все, что перед глазами их пепел. Сильно удивились все, — что бы это значило? — и недоумевали. Желая узнать доподлинно, в чем дело, князь велел хранить ее три дня. И повелел он одному человеку отведать, и оказался пепел в устах у того.

Приходяще же по обычаю множество народа, хотяще же взимати соль у блаженнаго, и увдвше пограбление старче, възвращающеся тщама рукама, проклинающе сътворшаго сие. Блаженный же тмъ рече: «Егда иссыпана будеть, и тогда, шедше, разграбите ю». Князь же, държавъ ю до трех дьнехъ, повел нощию изсыпати ю. Изсыпану же бывшу попелу, и ту абие прложися в соль. И се увдавше, граждане, пришедше, разграбиша соль.

Как обычно, множество народа продолжало приходить к блаженному, желая получить соль, и, узнав, что старец ограблен, возвращалось с пустыми руками, проклиная сделавшего это. Блаженный же им сказал: «Когда выбросят ее, тогда идите и заберите себе». Князь продержал ее три дня, потом велел ночью выбросить ее. Высыпали пепел, и он сразу же превратился в соль. Горожане же, узнавши об этом, пришли и разобрали соль.