Киммерийский аркан
Шрифт:
Каррас пожал плечами.
– Пусть поедет твой тамыр. Вид у него грозный и титул звучный. Только пусть говорит поменьше, слишком уж его голова похожа на котел.
Ханзат-хан был, наверное, не так глуп, как старался показать, но великим мудрецом его не назвал бы никто.
– Я передам твои слова тамыру.
Каррас снова усмехнулся.
– Мой сын - тамыр сына Иглика! Подумать только!
Но Дагдамм не слышал в его голове осуждения, скорее изумление.
– Скажи мне, в степи хватает наших дозоров?
– Воины утомлены сражением, им нужен отдых. Но я
– И что же ты приказал им выслеживать?
– Керей-хана.
При звуках имени ненавистного предателя Каррас скрипнул зубами.
– Керея не убивать! Кто убьет Керея, я того прикажу закатать в войлок!
Тяжелые кулаки кагана сжались.
Дагдамм поклонился на прощание, и пошел на поиски своего тамыра.
Лагерь бурлил. Сказав, что людям нужен отдых, Дагдамм не совсем согрешил против истины. Драться больше люди были не готовы. Но и мирно отходить ко сну не хотел никто. Те, кого миновало оружие врага, или кто был ранен легко, и не думали спать. Люди пировали. До настоящего разгула, наверное, не дойдет, подумал Дагдамм, но многие перепьются сегодня.
Он пошел туда, где ветер трепал бунчук Ханзат-хана. Уже издали до ушей Дагдамма донесся громкий смех. Воины его тамыра просто покатывали от хохота. Еще не дойдя до лагеря гирканцев, Дагдамм уже знал, что увидит, когда ступит в свет костров.
Кара-Буга "объезжал жеребчика".
Кара-Буга был чистокровный гирканец-барулас, то есть человек практически одинаковый в высоту и в ширину. Шея его была как у быка, короткие руки - толщиной словно ноги. Лицо - круглое, голова обрита наголо, кроме одной пряди на затылке.
В дружине Ханзат-хана Кара-Буги славился беспримерной даже по меркам Степи жестокостью. Не было человека, который больше любил бы расправы над пленниками или казни.
Женщин насиловал на еще остывших трупах их мужей и отцов.
Перерезав своей жертве глотку, Кара-Буги склонял огромную голову и пил кровь.
В бою орудовал он страшной палицей, сделанной из ствола молодой березы, и утыканной железными шипами. Дагдамм всегда был уверен в своей силе, но признавал, что победить в круге Кара-Бугу ему было бы нелегко.
Был Кара-Буга веселым, общительным малым, всегда готовым разделить последние крошки хурута с любым соплеменником.
Ханзат-хан уважал его и поставил в своей дружине сотником.
Была у Кара-Буги привычка "объезжать жеребчика".
Обычно после того, как пленников раздавали приближенным хана, Кара-Буги выбирал среди них того, кто выглядел наиболее воинственным и непреклонным, и прилюдно насиловал несчастного. В этой его забаве редко кто принимал деятельное участие, зато посмотреть за "скачками" Кара-Буги приходили даже из дальних становищ. Многие рабы, не перенеся позора, потом наложили на себя руки.
Дагдамм даже прикрыл глаза рукой, чтобы не увидеть подробностей безобразного действа, прошел мимо, прямо к шатру Ханзат-хана.
Ханзат был уже крепко пьян и весел. Он в отличие от тамыра с громовым хохотом наблюдал за "скачками", которые устроил его сотник. Дагдамму вопреки обычным его привычкам пить совсем не хотелось. Сегодня отец хотел сказать ему, что он становится похож на брата. Нет, это не правда, он не такой мечтатель, как Конан.
Но глядя на тамыра, на его людей, на их праздник, Дагдамм вдруг спросил себя - когда мы стали такими ... такими гирканцами? Он помнил легенды племени, как некогда киммирай наголову разбили гирканцев среди гор Старой Киммерии. Узнали бы теперь киммерийцы, что разгромили орду Тогака, своих правнуков?
Он прогнал эти мысли. Они делают слабым, отнимают решимость.
Он родился и вырос в Степи, где самый воздух был напоен жестокостью.
В нем текла кровь киммерийцев с Запада и кровь оюзов. В нем текла кровь царей. Ему нельзя думать такие мысли. Иначе Нейл или кто-то другой прикажет Кара-Буги сломать ему спину.
– Завтра ты поедешь говорить с огнепоклонниками.
– сказал царевич.
– Это воля моего отца, Карраса-кагана.
– Да правит он девяносто девять лет.
– откликнулся Ханзат-хан.
– Но я не самый мудрый человек в мире! Да что там, я даже у этого костра не самый умный!
Ханзат хохотнул. Он был пьян, но не лишился разума.
– От тебя и не требуется, чтобы ты вел переговоры с аваханами. Но ты назначишь встречу Бахтияра с самим каганом. Тебя посылают из уважения к твоим подвигам и твоему титулу. Негоже ехать посланником простому воину.
– Да, все верно. Знаешь, как говорят в Степи? Про твоего отца, да правит он девяносто девять лет, и нас всех?
– Нет.
– честно ответил Дагдамм.
– Говорят так. Десять верных псов у Карраса-кагана. Кормит он их человечиной, поит их кровью. За то они толкутся у его ног и грызутся друг с другом. И зовут этих псов Ханзат, Мерген, Мангыт, Алир, Итлар, Атлак, Тугор-Дэли, Тоглак, Темуг и Даклан. Говорят, что Каррас-каган бьет их, а они только лижут руку, держащую плеть.
Последние слова прозвучали неожиданно горько, казалось, и хмель и веселье слетели с Ханзат-хана.
– Нет, я этого не слышал. Ни раньше, ни сегодня.
– сказал Дагдамм.
Ханзат сделал еще глоток черного кумыса. Издал невеселый смешок.
Власть давит даже таких как он.
– подумал Дагдамм.
– Что же должен чувствовать отец?
– Да, я поеду говорить с аваханами. Сделаю все, как ты скажешь. На то я и твой тамыр.
Дагдамм хотел, было сесть рядом, выпить, возможно, даже напиться. Но не сделал этого. Он повернулся и пошел.
Объезженный Кара-Бугой "жеребчик" рыдал так отчаянно, что Дагдамм избавил его от душевных мук. Схватил за волосы, оттянул голову назад и перерезал горло.
– Это был пленник моего копья!
– вскричал Кара-Буга, но к оружию даже не потянулся.
Дагдамм вдруг испытал приступ такой ярости, что несколько мгновений не смог даже вдохнуть.
Потом он отшвырнул кинжал и набросился на гирканского сотника, нанося удары своими тяжелыми. Сначала тот еще пробовал сопротивляться и даже разбил Дагдамму нос и бровь, но потом удар в висок оглушил Кара-Бугу и некоторое время Дагдамм избивал совершенно беспомощного противника, пока не устал.