Киммерийский аркан
Шрифт:
Боевые кличи племен и кланов.
И просто нечленораздельный вой, и визг, от которого шарахались и приседали аваханские кони.
Степняки обрушились на врага всей мощью. Первые ряды аваханов были смяты, опрокинуты, вбиты в землю. Своих потерь обезумевшие от ярости варвары не замечали. Визжа и завывая, они рвались вперед, по трупам павших. Телами своих и чужих убитых мостили дорогу вперед. Опрокидывали колья, сминали наспех возведенные из телег крепостные стены.
И всюду рубили, кололи, дробили кости. Сминали и топтали
Аваханские сабли тоже сеяли смерть. Но удар варваров, забывших о страхе смерти, было, как будто не остановить.
В клубах пыли иногда можно было различить фигуры Карраса, Дагдамма, Кидерна или Мерген-хана, но потом они исчезали, растворялись в сплошной пылевой завесе.
А потом степняки так же внезапно, как атаковали, стали отходить. Разворачивали коней и обращались в бегство.
– Что случилось?
– вопрошали чудом пережившие атаку аваханы, выбираясь из-под трупов товарищей и врагов, из своих случайных убежищ под опрокинутыми повозками и поверженными стенами.
– Ормузд изгнал их?
Те, кто сражался в первых рядах, видели, что варвары повернули сами собой, что никто не наносил им поражения.
Но были и другие, те, кто пережил нападение за стенами лагеря, не успев скрестить меч с врагом.
Сейчас они спешно вскакивали на коней, и бросались в погоню. Им показалось, что враг подался назад, столкнувшись с отпором передовых отрядов аваханского войска.
Разрушив всякое подобие боевого порядка, сбивая с ног своих же товарищей по оружию, несколько сотен аваханов устремились в погоню. Они промчались по степи не меньше полумили, пока поняли, что враг расступается перед ними, почти не оказывая сопротивления.
Самые сообразительные тут же пробовали развернуться назад, но было поздно. Со всех сторон посыпались стрелы. Стрелы, от которых не было спасения. Пробились к укреплениям едва ли две дюжины отважных, но из них половина полегла, утыканные стрелами, уже у самых границ своего лагеря.
Войско степняков растянулось в огромное кольцо, опоясывающее подножие холма.
Злобно хохоча, варвары показывали аваханам головы их убитых соплеменников. Каррас опять поднял на копье отсеченную голову Сарбуланда. Торжествующе кричали на все голоса воины степного кагана, которого Сарбуланд считал жалким царем пастухов.
А потом хохот и ругань сменил другой звук, намного более страшный. Запели тетивы тугих гирканских луков.
На аваханов снова пролился железный дождь. И хотя они закрывались щитами и прятались за стенами из разобранных телег, все больше и больше их людей падали на землю убитыми или ранеными.
Бахтияр в ужасе осмотрелся. Над ними держали щиты три верных воина, так что сам он был вне опасности. Он видел, как стрелы ранят и заставляют беситься лошадей. Все больше животных уносилось прочь. Он видел, как его воины залегли, прячась от стрел.
Все пропало. Битва проиграна. Каррас сломал меня. Каррас сломал аваханское войско. Проклятый козопас!!!
Бахтияру вдруг стало наплевать на все. На судьбу армии, судьбу аваханской державы, на свою честь и славу. Один из щитоносцев упал, стрела пронзила ему шею, вышла под кадыком. Бахтияр подхватил его щит.
В это время обстрел чуть ослаб, и он увидел, как внебрачный сын Сарбуланда, молодой Керим запрыгивает в седло, и, размахивая саблей, что-то кричит. Еще один решил сразиться с киммерийцами кость в кость! Что ж, пусть Ормузду крепит его руку.
– Уходим!
– вскричал Бахтияр.
– Уходите! Спасайте свои жизни!!!
И сам первым побежал к коновязи.
Все же аваханы еще могли если не победить, то хотя бы унести ноги, сохранить свои жизни.
Чтобы окружить лагерь, воины Орды растянулись тонкой цепью, которую не трудно оказалось разорвать ударом, нанесенным в одну точку.
Аваханы были умелыми воинами. Они столько раз отрабатывали всевозможные маневры, что сейчас действовали по привычке, по наитию, без звуков труб и барабанов.
Они выстроились в клин, во главе которого встали сильные воины в тяжелых доспехах.
И бросились вниз с горы. В этом отряде уходил и сам Бахтияр.
– Пламя Ормузда! Пламя Ормузда!
Кто-то развернул знамя и его вид еще больше воодушевил воинов, решившихся идти вниз, на прорыв.
Навстречу им полетели стрелы, но слишком мало, чтобы остановить катившийся с горы вал из людских и лошадиных тел.
Аваханы разметали тонкую линию степных всадников, разорвали ее и хлынули на простор. На восток, на восток, по равнине!
В ушах пел ветер. На скаку, разворачиваясь, аваханы пускали через плечо стрелы.
Киммерийцы и гирканцы, бросившиеся в погоню, начали отставать, растягиваться. Часть из них повернули обратно к холму, по склонам которого уже бежали настоящие потоки крови.
Бахтияр еще недавно предававшийся черной тоске, возликовал. Он спасен сам, и он спасет хотя бы часть войска! Каррас не сможет преследовать его, он слишком завяз в сражении у холма. К тому же сейчас варвары бросятся грабить аваханский лагерь. Они всегда так делают.
Но поднимавшаяся было в груди Бахтияра надежда, тут же угасла.
Воистину, Ормузд отвернулся от него и от всего народа аваханов!
Навстречу его отряду, который уже растянулся по равнине, выплывало другое облако пыли.
Лишь первые мгновения можно было надеяться, что это буря.
Но нет, эту бурю подняли копыта коней.
Хан Керей все-таки пришел!
В ярком свете солнечного полудня Бахтияр видел далеко, несмотря на свои немолодые годы.
И он разглядел даже самого Керея, который ехал на огромном, песочного цвета верблюде, в середине своего воинства.