Киммерийский аркан
Шрифт:
В какой-то миг Бахтияр различил скуластое кривоносое лицо, окаймленное тонкой бородой, и авахану показалось, что Керей улыбается ему.
А потом все поглотила пыль - сшиблись первые воины его отряда, и первые воины Керея.
Закипел бой. Сабли зазвенели о сабли.
Керей наверняка следил за ходом сражения, сам, или через своих лазутчиков и решил вмешаться, когда большая часть дела была уже сделана, и победитель становился ясен, но еще ничего не закончилось.
Приди он уже после победы киммерийцев, и Каррас станет
Но если он поможет добить огнепоклонников, всегда можно сказать, что просто спешил, опоздал, потому что не хотел загонять коней.
Бахтияр не стал вступать в схватку. Вместе с примерно сотней своих людей он повернул обратно. Еще раз обратно. Снова бежать.
На восток - Керей-хан.
На Запад - Каррас. На юг - скальная гряда, высокая и отвесная, там не пройти не только конному, но и пешему не всегда возможно пробраться.
Оставался только север, зеленые пологие холмы манили к себе.
Бахтияр уже тронул коня на север, когда с северных холмов навстречу ему стали скатываться воины в шкурах и панцирях из кости и копыт.
Бахтияр хлестнул коня и поскакал на Запад.
Быть может, надеясь прорваться через свалку сражения, а быть может, уже ни на что, не надеясь.
Керим с его товарищами, полусотней молодых воинов, каждый из которых мечтал еще недавно о возвращении с большой добычей и славой, помчался навстречу верной смерти.
– Пламя Ормузда!
– вскричал всадник, скакавший справа от Керима, но тут стрела попала ему в рот, и он замолчал навсегда.
Стрелы срезали людей рядом с ним, одного за другим. До киммерийских рядов доскакали не больше дюжины. Самого сына эмира смерть почему-то пощадила. Он схватился с рослым киммерийцем, лицо которого застыло в страшной вечной усмешке, но тот быстро выбил меч из его руки, а самого Керима оглушил ударом кулака под ухо. Падая с седла, Керим краем глаза видел, как режут глотки и разбивают головы его соплеменникам, так же сбитым, сдернутым с седел. А потом настала тьма.
Паника, которую уже никто не сдерживал, охватила войско аваханов.
Оставшиеся в лагере видели, что даже попытка Бахтияра пойти на прорыв не увенчалась успехом. К варварам из степи подходили подкрепления. Свежие, не утомленные двухдневной битвой, голодные до добычи и мечтающие показать себя с лучшей стороны в глазах Карраса-кагана.
Оставалось драться здесь, на холме, который наверняка станет последним, что они увидят в этом мире, сотворенном Ормуздом.
Наступила короткая передышка.
Аваханы упирали в землю копья, натягивали на луки новые тетивы.
Повсюду люди откашливались, отхаркивались, отплевывались, избавляясь от проникающей всюду пыли. Пили из фляг и лили воду на лицо, на шею. Черные потоки грязи бежали по пылающим лицам.
К Дагдамму подъехал Кидерн.
– Господин!
– просипел он.
– Убийца твоего тамыра там.
– и указал на укрепления, которыми аваханы успели оградить пологий склон холма, где в двух местах торчали небольшие скальные уступы.
– Там?
– обернулся Дагдамм. Глаза бешено сверкнули.
– Вот он. Вот тот с бородой!
Нангиалай в самом деле пережил сражение и сейчас командовал примерно полусотней спешенных аваханов, которые метались по склону, собирая стрелы и копья.
Нангиалай тоже узнал убийцу своего сына, высокого киммерийца с полумертвым лицом, и погрозил ему саблей.
– Я убью его.
– Львом прорычал Дагдамм.
– Его голова моя! Ко мне, мои названные!
К нему стекались бойцы ближней дружины, названные воины. Свое имя они получили потому, что каждый, принося присягу своему повелителю, признавал себя его названным сыном. Самые верные, самые преданные. В лучших доспехах, на лучших конях.
– Хуг!
– рявкнул Дагдамм, и названные воины за его спиной подхватили этот лающий клич.
Вчера вечером он сказал отцу, но часть его души требует, чтобы он въехал на холм на самом яростном из своих коней.
И сейчас он тронул бока коня каблуками.
– Вверх по склону!!!
– вскричал он.
И поскакал. Длинные черные волосы летели по ветру. Обычно угрюмое лицо пылало яростным восторгом битвы. В правой руке он держал длинный тяжелый меч. На левой руке был большой круглый щит. Одна стрела врезалась в щит, совсем рядом с краем. Другая ударила в бок, защищенный кольчугой.
Хрипя и брызжа пеной, Вихрь преодолел подъем на холм. Перед Дагдаммом была наспех возведенная стена из прутьев и тонкой доски.
Вихрь стоптал это хлипкое сооружение, и царевич ворвался в лагерь.
За ним следом в пролом хлынула человеческая волна.
– Хуг! Хугхугхугхуг!!!
– Руби!
– Убивайте их! Пленных не брать!
Дагдамм стоптал конем и изрубил мечом нескольких воинов, пока один из них не вцепился ему в волосы и не потащил с седла.
Падая, Дагдамм сумел вонзить меч в живот храбрецу, но оружие застряло в ране, сам он был оглушен падением, и окруженный несколькими аваханами был бы обречен пасть под их ударами. Кто-то ударил его палицей по голове. Дагдамм увернулся, но удар пришелся на плечо, и рука тут же онемела. Второй удар сорвал лоскут кожи, скользнув по затылку. Его били палицами, видимо хотели взять живым!
Но на аваханов со всех сторон набросились названные Дагдамма и перебили их.
Царевичу помогли подняться. Он тряхнул головой, гоня дурноту. Потрогал голову. Кровь. Никогда больше не ходи в бой простоволосым - подумал он. Ему подали меч.
– Где убийца Ханзата?
– спросил он, удивившись тому, как далеко звучит его собственный голос.
– Он жив еще.
– Ответил кто-то из названных, указывая на скальный уступ, на котором держали еще оборону несколько аваханов.
– Он мой.