Киндер-сюрприз для декана
Шрифт:
Зато может буянить, долбать мозг и игнорировать график уборки лестничной клетки.
– Может, все-таки передумаешь? – с легкой надеждой спрашиваю я. – Ты же не хотела с детьми.
– Не, – Агния покачивает головой, – я уволилась, мне сейчас деньги нужны. Так что пусть въезжают, там один пацан на десять лет, разрисует мне обои – сами переклеивать будут.
Печальная новость.
Впрочем, я еще даже не представляю насколько сильно!
Путь от дома до детской поликлиники мы с Карамелью проходим пешком. Ну и пусть, он долгий, Кара любит пешие прогулки. И к тете врачу, у которой в кабинете шикарный мурчащий динозавр, она ходит с большим удовольствием.
Был у нас с Каро эпизод в жизни, когда она бредила этим динозавром. Настолько, что спать без него двое суток отказывалась. Любовь с первого взгляда в нашем исполнении неизбежно оказывалась совершенно невыносимой.
Я решилась на жертвы, я пошла к нашему терапевту и предложила назвать цену, за которую она продаст мне мой сон по расписанию. Белла Аскольдовна – мужественная женщина, живущая с именем волшебной маньячки из Гарри Поттера, подаренного ей не менее маньячной матерью, сделала совершенно удивительную вещь. Каким-то удивительным чудом она объяснила Каролинке, что динозаврик этот – не простой, а волшебный. И если его убрать из кабинета доктора Беллы – то деточки, которые к ней приходят, будут болеть сильнее. Что на самом-то деле Доктор Динозаврик тоже очень хочет жить у Карамельки, но долг ему важнее.
У меня не было понимания, как эти волшебные слова сработали.
Факт оставался фактом, Карамельке нельзя было говорить «мы идем на прививку». Карамельке надо было говорить «мы идем к Доктору Динозаврику», и вот как сегодня она подскакивала в самую рань и даже сама одевалась «для свидания». И неслась к Доктору Динозаврику с такой прытью, что меня, старую тетку предтридцатилетнего возраста молодой да резвой крохе приходилось тянуть за собой на буксире.
– Ну что, хорошо отдохнули? – лукаво спрашивает Белла Аскольдовна, когда мы появляемся на её пороге. Про поездку в Москву она знает, я ей жаловалась, что издательство совсем потеряло совесть и не хочет отпускать меня в отпуск раньше завершения промо-компании свежеизданной книжки.
– Ну, если считать за отдых смену обстановки – да, прекрасно, – вздыхаю и ловлю Каро, которая уже полезла на лесенку, чтобы достать любимую игрушку с полки. – Конфетка, ты забыла порядок? Сначала тетя врач тебя посмотрит, потом Доктор Дино.
– Хочу Дино! – Карамелька надувается, но со стульчика перед Беллой Аскольдовной все-таки не слезает.
– У Доктора Дино нет ложечки, мадмуазель Каролина, – смеется Белла и вытягивает из свежевскрытой упаковки блестящий инструмент, – ну-ка, посмотри сюда. А буквы мы с тобой учили, помнишь? Какие помнишь?
– А!
Каро щедра на восторги и на буквы. Чтобы поглядеть на её гланды, совсем необязательно даже язычок придавливать.
Правда и после дурацкого укола она дуется на нас с доктором Беллой целых пять минут, отгородившись от нас Доктором Дино и покачивая его из стороны в сторону. Где-то там внутри игрушки перекатывается шарик, изображающий мурчание. И почему вот такие игрушки не производятся на массе, вместо всех этих электронных болтунов?
– Может подняться температура, – предупреждает меня Белла перед уходом.
– Сегодня?
– До пятницы. Держите наготове Нурофен с Супрастином. Препарат комбинированный, аллергичный.
Нельзя такие вещи говорить мнительной молодой яжматери. Я не успеваю выйти из поликлиники, но уже начинаю выискивать у Каро признаки недомогания. А она не хочет, чтобы мама держала её на руках и щупала лоб. Каро хочет пулей нестись вперед, реактивным мячиком, так, чтобы прохожие во все стороны отскакивали словно кегли.
Потому что там, у дома – распрекраснейшая качель, конечно же. И сейчас летним утром её можно успеть занять, до того как всякие двенадцатилетние зануды припрутся.
– Кара, не раскачивайся так сильно, – окликаю я дочь, останавливаясь у скамейки, чтобы отдышаться. Чтобы не отстать от Карамельки, от поликлиники пришлось нестись вприпрыжку.
– Надо же, – голос сзади и слева, из угла двора, звучит настолько неожиданно, что сердце у меня в груди резко подскакивает, – три года не виделись. Тебя совсем не узнать, Иванова.
– А ты… – перевожу дыхание, нахожу взглядом парня, что, заговорив со мной, поднялся со скамейки за кустом, – а ты все такой же придурок, Илья!
– Ц-ц-ц, – Герасимов неторопливо рулит в мою сторону, цокая вальяжно языком, – кажется, никто не учил тебя, Катюха, как правильно встречать старых друзей после долгой разлуки.
– Разлуки? С тобой? – повторяю я насмешливо. – Побойся бога, Илья, три года – как три дня, повторите срок разлуки, пожалуйста. Да и давно ли мы с тобой друзья? В твоем топе подруг Капустиной какое я место с конца занимала? Предпоследнее?
– На порог я тебя пускал, – хладнокровно роняет Герасимов, останавливаясь в трех шагах от меня. На его лице вроде как доброжелательное выражение, но до чего же оно меня напрягает.
– Какая честь, – саркастично округляю я глаза, – господин Илья Герасимов позволял мне свиданки с лучшей подругой. Поклон тебе в ноги. Извини, но к себе в гости я тебя приглашать не стану. Не была готова, не прибралась, шнурки парадные не погладила.
Вот такая вот отповедь, да…
На самом деле, во время бодрой дружбы с Капустиной я Илью старалась избегать.
Аньку он обожал, люто и почти фанатично. Двоим нашим одногрупникам не повезло – они пробовали заигрывать с Анькой, и Герасимов стал этим заигрываниям случайным свидетелем.
Как больно может бить хоккеист, если не церемонится – они потом рассказывали долго, много и обстоятельно.
Но были у этой страсти и темные стороны.
Так, например, практически на все тусовки мы с Анькой ходили «по секрету». Под прикрытием совместных ночевок, или когда Илья уезжал на сборы или на выездные матчи.
При нем максимум совместного досуга был – допереться до Пятерочки, чтобы купить приличное вино, для алкокиносеанса на их с Герасимовым квартире.
Илья требовал… Приличного поведения. Почему он требовал его с тусовщицы Капустиной, которая посреди шумного клубного зала, кажется, только и чувствовала себя в безопасности – мне всегда было интересно, но Анька ему это позволяла. Может, чувствовала себя виноватой за пресловутую сфальсифицированную девственность, может, и вправду он был настолько хорош в постели, кто ж их разберет…