КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ
Шрифт:
Внутри пирамида была полой, и почти пустой. Установленные вдоль стен жаровни освещали стены, испещренные высеченные в камне узорами – Зед, задрав голову, поразился, увидев, что узоры эти оплетают все – и стены, и колонны, и сводчатый потолок, и даже пол.
Кажется, это были рисунки, рассказы и стихи, те самые, которые Безумный Пророк писал на камнях, прячась от сжигающей его разум радиации. Ими было покрыто все пространство, все абсолютно, каждая доступная поверхность, даже узкие декоративные уступы на стенах, даже сидения простых стульев, вырубленных из камня.
Приглядевшись, Зед с изумлением понял,
Пророк отчаянно цеплялся за жизнь; он откалывал по крупице от камней, оставляя память о себе, крепкую память, такую, какую стереть не так-то просто, и времени понадобится много сил, чтобы растворить в своих бесконечных волнах то, что было создано разумом.
– Зачем ты позвал меня? – произнес Зед, все еще в изумлении разглядывая стены. Пророк неопределенно пожал плечами, отчего колокольчики на его шапке заговорили веселыми голосами.
Жестом он указал Зеду на скамью, вырубленную из гладкого черного камня, и присел сам. Зед сел рядом; огонь в жаровне, что стояла рядом со скамьей, вдруг вздрогнул, словно внезапный сквозняк налетел на него, мигнул и погас. Стало темно. Тонкая струйка серого дыма, изящно извиваясь, потянулась к потолку, и Зед уже с трудом мог различать сплетение линий на стенах.
В дверной проем ветром занесло немного невесть откуда взявшегося песка, и Слепой Пророк некоторое время молча смотрел на него.
Океан времени подступил к нему вплотную, и буквально лизал подошвы его ног.
Еще немного – и погаснут все светильники и жаровни, и в темном нутре пирамиды ветер принесенным песком нечнет оттирать узоры на стенах…
Но несмотря на это Пророк был спокоен.
Его фарфоровая маска с нарисованными на ней золотыми жар-птицами и розовыми цветами абрикоса выражала какое-то умиротворение, и даже радость.
Наверное, лицо, спрятанное под нею, уже не умело выражать радость так, как это богато разукрашенный фарфор, несмотря на то, что Ур много раз слышал смех Пророка.
– Так зачем? – повторил Зед, и Пророк обернул свое лицо к нему, и его глаза, обведенные золотым ободком, смеялись. Странно, что его называли слепым Пророком, подумал Зед. Ведь именно глаза – умные, внимательные, смеющиеся, – на его ненастоящем, разрисованном фарфоровом лице были живые.
– Спасти меня, – ответил Пророк просто. – Разве ты не видишь? Мир, который я создал, почти мертв. Память, которую я оставлял о себе, почти стерта. Она едва теплится. Еще немного, и от этого места ничего не осталось бы. Но ты пришел; и, значит, я буду жить дальше.
– Но я ничего не сделал, – удивился Зед. – Я всего лишь поднялся по лестнице. Точно так же, как и там, в городе.
– Этого достаточно, – мягко ответил Пророк. Свет от жаровни играл яркими бликами на его маске, и, казалось, она светится, как живая кожа. – Никто на целом свете не может услышать моего зова, и уж тем более – никто не может прийти… сюда. Только ты – ну, и еще Торн. Но он сейчас занят. И, к тому же, у него другая миссия.
– Миссия?
– Ну да. Если, конечно, можно назвать миссией осмотр
– Что это значит?
– Торн заявил о своих правах на этот мир. И не нашлось никого, кто мог бы оспорить у него это право. Он Равновес – в народе это называют Слепой Мастер, – или Слепой Пророк, такой же, как и я.
– Брат Бога, – задумчиво протинул Зед. – Да, я слышал об этом. Но Равновесов много; я точно знаю, что в Мирных Королевствах их как минимум пятеро. Почему Торн?
– Потому, что только он осмелился заявить о своих правах, и не отрекся от них. Потому что он получил каплю памяти от Дракона – думаешь, этот ритуал просто красивая церемония, лишенная смысла?
– Конечно, я так не думаю. Благодаря этому ритуалу я понимаю то, что ты мне сейчас говоришь.
– Ну вот; значит, и должен знать, как спасти меня.
– Обменяться кровью?
Пророк кивнул, и желтый свет заиграл на его колокольчиках.
– Да; я дам тебе память, свою память, а ты будешь ходить и делиться ею с другими людьми. С другими принцами Драконов. Просто с людьми – с теми, которые тебе приглянутся. И океан времени отступит от меня.
– То есть, – напористо произнес Зед, – сейчас ты просишь, чтобы я заставил мир вспомнить о тебе? Ты хочешь, чтоб я отдал этот мир тебе? Чтобы все поломанное стало снова таким, каким его задумал и сделал ты? Но зачем мне это? До сих пор я жил в этом мире, не зная о тебе ничего, и это мир мне нравился. Зачем мне делать что-то для тебя?
Пророк пожал плечами:
– Ты же сказал, что это мир тебе нравился. Если я исчезну, он станет другим – и, возможно, не станет нравиться тебе так сильно, как прежде. Благодаря тому, что когда-то я придумал все это, – Пророк обвел рукой темную комнату, указывая на испещренные старинными письменами стены, – ты и Торн сейчас можете изменить все. Так же, благодаря именно мне, и моей памяти, вы с Торном те, кем вы стали тут. Я вас сделал такими.
– Не ты создал меня, – ершисто возразил Зед, и Пророк рассмеялся, и его колокольчики вторили ему.
– Не я, – легко согласился он. – Но в моей власти дать тебе все, что есть в этом мире, или отнять.
– Я не жадный, – так же нахраписто ответил Зед . – Я могу и обойтись без твоих подарков.
Слепой Пророк снова засмеялся.
– Нет, думаю, не сможешь. Мои подарки – это то, что ты называешь приключениями и победами. А побеждать ты сможешь только тогда, когда будешь прав; а прав ты до тех пор, пока следуешь правилам этого мира; а следуешь правилам этого мира ты до тех пор, пока их знаешь. Ты им следуешь; ты уже принял правила моей игры, и если эти правила вдруг заменят другими… ты хотел бы, чтобы правила устанавливал, наример, Воканна? А он может; и таких, как он, становится все больше и больше. Они приходят из других миров; они что-то меняют, что-то забывается само, и мир становится другим. И если ты, тот, кого я наделил силой, откажешься спасти меня, то однажды мир станет чужим. Не моим, но и не твоим. И твоя сила иссякнет. Тебе придется жить в этом мире, пробивая себе дорогу просто своим мечом – а таких немало, поверь мне! Ты скажешь, что до сих пор так и делал. Но вот в чем разница, друг мой: в новом мире вряд ли найдется тот, кто тебя сможет оценить. Все будут тянуть одеяло на себя. И первым, кто погибнет, будет твой друг, Торн.