Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4
Шрифт:
– Вроде бронепоезда? – спросил я. И какой черт меня дергал за язык?
– Ты что сказал? – спросил идеолог. – Как ты сказал?
Тут мне пришлось применить свои способности. «Забудь, – мысленно приказал я майору. – Никакого бронепоезда. Я спросил тебя: «Как ящерица?» Понял? Я тебя спросил: «Как ящерица?»
Глаза у индюка потускнели. Внутри его происходила некая борьба, ведь он также не был лишен гипнотических способностей. Сражение между косой и камнем кончилось моей победой. Коса сдалась.
– Я сказал – ящерица, –
– Ну какая ящерица! – почти возмущенно воскликнул майор. До него наконец-то все дошло. – Дракон в сто раз крупнее ящерицы, и к тому же он испускает из себя пламя и дым.
– Меня можно направить в штаб, – сообщил голубоглазый молодец. – На гражданке я был на руководящей работе.
– Посмотрим, – сказал майор. – А пока, сержант, давай мне стрелков, я с ними проведу показательные занятия. Пошли все. И стрелки, и те, кто в стрелки не попал.
Мы уже начали привыкать к агитационному летнему театру. По крайней мере каждый старался занять то же место, как на первой лекции. Это бывает везде – и в доме отдыха, и на пароходе. Стоило тебе разок сесть к окну, и ты уже всю смену будешь сидеть у этого окна, хотя в зале сколько угодно свободных мест.
– Пришла пора, – сказал майор-идеолог, – познакомиться ближе с нашими врагами. Так как, к сожалению, вы были поражены газами, то внешний вид ублюдков вам незнаком.
Майор уселся на свой стульчик, в стороне от экрана, и дал сигнал киномеханику к началу демонстрации.
Сначала мы увидели холмистую голую местность. Точка зрения камеры была расположена очень низко – будто оператор выглядывал из траншеи или ямы.
Далеко на горизонте появилась цепочка людей, вооруженных короткими копьями и мечами. Они бежали к нам, проваливаясь в ямы, перепрыгивая через канавы, – вся полоса их наступления была перекопана.
Хоть экран находился в раковине эстрады, в полутьме, все же видно было так себе. Лишь когда нападающие приблизились метров на двадцать, я сделал для себя удивительное открытие. Это были не люди!
Должен сказать, что это открытие повергло меня в шок.
Я готов был увидеть негров, китайцев, австралийских аборигенов – кого угодно, но не инопланетных существ, не исключено, что и роботов, с металлическими, золотого цвета головами, в которых были косо прорезаны щели, а рты растянуты в постоянной зловещей улыбке.
По залу прокатился шум, и кто-то выругался.
Камера уткнулась в рожу одного из пришельцев, и она все росла и росла, пугая своей блестящей неподвижностью, а отблеск дергающегося в его лапе меча падал на щеки.
Только когда ублюдок... – а майор все время повторял, как испорченная пластинка: ублюдок, ублюдок, ублюдок... – приблизился настолько, что его лицо заняло половину экрана, я понял простую штуку – это не лицо. Это маска.
Но то, что стало ясно мне, остальным в зале не было очевидно.
Они были напуганы и постепенно замолкли, благо что майор включил музыку. Это был музыкальный фон для врага, для ублюдка – он был настырен и всепроникающ, как мелодия немецкого марша из Седьмой симфонии Шостаковича. Но основную мелодию вел барабан, и лишь взвизгивала флейта, как будто зайчонок при виде волка.
Камера прошла по лицам шеренги наступающих врагов, и одинаковость масок убедила уже не только меня в том, что эти люди скрывают свои лица, а судя по их рукам, походке, фигурам, облаченным в короткие плащи и широкие штаны вроде лыжного костюма моего дедушки, они относились к племени людей.
По летнему театру пронесся вздох облегчения – пугали-пугали, а оказалось шуткой.
– А чего они? – спросил кто-то.
– Лица их столь отвратительны, – быстро ответил майор-идеолог, – что они их скрывают от нас.
– Нет, – твердо возразил не замеченный мной раньше невысокий, плотный, даже скорее грузный парень с красной, в бурость, рожей алкоголика, которая некогда была вполне умным и, возможно, даже с тонкими чертами лицом. Его курчавые волосы были тронуты ранней сединой и казались серыми. – Когда я страшен, я маску напяливать не буду – вы меня таким бойтесь, как я есть. А маска, она, если присмотреться, не страшная.
– Давайте не будем обсуждать эту проблему сейчас, – рассердился майор. – Для кого красивые, а для кого некрасивые. Факт есть факт – узнавание им неприятно.
– А наши как? – спросил тот же парень. – Наши маски для них красивые или нет?
– Твоя фамилия как? – спросил майор.
– Моя фамилия Зоркий. И зовут меня Ким. То есть Коммунистический интернационал молодежи. А что это значит, спросите у моего папаши.
– Я отметил твое замечание, рядовой Зоркий, – сказал майор, делая пометку в своем черном блокнотике. Неуловимым движением фокусника он вытаскивал этот блокнотик откуда-то из рукава и писал в нем золотой маленькой ручкой – чуть больше спички.
– Но вы не ответили на вопрос, – сказал Ким. Мне он все больше нравился.
– Я отвечу отдельно, в личной беседе, – сказал майор. – А теперь прошу вас внимательнее вглядеться в форму одежды, вооружение и общий вид нашего противника. Его образ должен запечатлеться в сознании навсегда.
Следующее занятие с нами вел человек из штаба. Тот самый усач во френче, который нас встречал. Он представился начальником армейской разведки.
Мне он показался человеком нормальным, с узким усталым лицом, к которому пошло бы пенсне. Нарушали этот образ свисающие по сторонам рта светлые усы.