Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4

Булычев Кир

Эта идея мне показалась плодотворной, и я принял ее в качестве рабочей гипотезы. Теперь посмотрим, насколько она ложится на то, что происходит вокруг.

Впрочем, решение такой задачи найти нетрудно. Для этого надо увидеть все, что осталось от прошлого. И в первую очередь город – тот город, который мы защищаем и который, как нам уже вдолбили в головы, наш родной дом.

Я посмотрел вокруг – из местного начальства никого не было, и никто не слышал слов Цыгана, которые могли оказаться крамольными. Из всех лекций и бесед я

вынес заключение, что некоторые достижения цивилизации, которые мы воспринимаем как должное, здесь не только не существуют, но знать об их существовании не следует. Так что лучше Цыгану молчать.

Ким сообразил раньше меня.

– Цыган, – сказал он. – Ты бы помолчал.

– Почему?

– А потому, что самолетов не бывает.

– Чего не бывает? – спросил мужичок из мелких гномов.

– Вот видишь, – вмешался я в разговор, – знающие люди сомневаются.

Опять замолчали. Потом справа от нас заговорили о бабах – видно, это существует в подкорке, и этого стирать не стали.

Ким Зоркий тихо спросил меня:

– А ты помнишь самолеты?

Я пожал плечами.

– Черт знает что, – сказал Ким. – Вот есть ощущение. Близко – еще чуть-чуть и соображу.

– Не надо соображать, – сказал я.

– Ты уверен? – спросил Ким.

– Кому-то надо верить, – сказал я. – Если хочешь, можешь верить майору-идеологу. Или Шейну. Или мне.

– Понял, – сказал Ким.

– И поменьше выражай свое мнение. Сначала мы с тобой должны понять, куда попали и что им от нас надо.

– Ну куда попали – это ясно! – сказал Ким уверенно.

Боюсь, что работа с ним будет труднее, чем казалось.

– А ты пьешь много?

– Очень, – сказал Ким.

– А что же здесь не пьешь?

– А что пить?

– Алкаш всегда найдет.

– Алкашом меня не называй. Не люблю, – сказал Ким Зоркий. – Алкаш пьет по обязанности, а я для морального удовлетворения.

– Давно придумал?

– Давно, – согласился Ким.

Пришел Шейн и с ним еще один военный, кажется, тот, кто крутил ручку проектора.

– До этой минуты, – сказал разведчик после того, как мы построились, – вы были безымянными солдатами. И если бы кто-то из вас погиб, на его могиле пришлось бы написать «неизвестный солдат». Теперь наступил момент возвращения вам имен. Каждый из вас может попасть в плен к ублюдкам. Мы с вами вчера видели фильм о том, что они делают с теми, кто попадает к ним в плен...

Шейн сделал паузу. Фильм этот показывали.

– Следовательно, каждый теперь получает псевдоним. И даже если вас будут пытать, вы не скажете настоящего имени. Для этого... – Шейн щелкнул длинными грязными пальцами, и солдат-киномеханик передал ему пачку пластиковых карточек на веревочках. – Это ваши опознавательные знаки. Вы повесите их на шею. И запомните ваши имена. Каждый из вас имеет право на имя. Я внимательно наблюдал за вами и понял, что своих имен вы не помните. Так что временно вы получите

условные имена, которые называются псевдонимами. Они придуманы не случайно. Некоторые произошли от ваших внешних качеств, другие возникли эмоционально... Слушайте и смотрите...

Все молчали, не понимая смысла этой угадайки.

– Цыган, – сказал граф Шейн.

Все обернулись к Цыгану. И в самом деле, его уже все для себя так называли.

Цыган почувствовал внимание, обращенное к нему, и сделал шаг вперед.

Шейн взял у киномеханика табличку и повесил ему на шею.

– Твое официальное имя Цыган. Ясно?

– Так точно!

Любопытно, что Киму дали кличку Кудлатый. Мне хотелось сказать, что его никто так звать не будет. Оказалось, что я ошибся. Кроме меня, все его звали Кудлатый.

Меня назвали Седым. И на табличке уже было выдавлено: «Седой». Я не возражал – это имя не хуже других.

После того как завершилась раздача имен, Шейн сказал:

– Все вы определены в первый полк. Там особенно тяжелые потери. А направление ответственное.

Из-за угла казармы вышли три человека. Двое в касках, нашего возраста, с нашивками и галунами. Один с кое-как обритой головой. Все без масок, так как мы в тылу, в учебке. Шейн обратился к бритому, сутулому, немолодому и, видно, перманентно мрачному:

– Капитан Дыба, принимай пополнение в свой батальон. Ребята хорошие, обстрелянные, готовы положить жизнь за родину и своих близких. Двоих я рекомендую тебе на должности младших комвзводов. Конечно, ты их натаскаешь. Но они могут, я проверял. Притом все трое хорошие стрелки.

– Не люблю я этого, – сказал капитан Дыба. – Или они стрелки хорошие, или младшие командиры. У меня и тех и тех не осталось.

– Вот и будут тебе и те и те, – отмахнулся Шейн. Потом обернулся к нашему строю и приказал: – Кудлатый, шаг вперед!

Ким вышел вперед. Дыба подошел к нему и стал осматривать как лошадь. За ним к Киму подошел один из молодых офицеров – он мне понравился с первого взгляда. Бывают такие острые, птичьи, но в то же время сильные лица. У него был крепкий, с горбинкой, нос, полные губы, очень четкий раздвоенный подбородок и карие птичьи глаза. Пожалуй, его лоб был узковат, да залысины указывали на то, что он довольно скоро облысеет. Хорошее, открытое лицо.

– Седой, шаг вперед.

Я задержался на секунду – пока не вспомнил свое новое имя.

– Вот эти двое будут служить у тебя в батальоне, – сказал Шейн.

– Я возьму Седого, – сказал молодой офицер с горбатым носом.

– Бери, Коршун, – согласился Дыба. – А Кудлатого я отправлю во вторую роту, пускай пока заменит комвзвода. Там совсем плохо.

– Я тебе еще двух стрелков дам, – сказал Шейн. – И шесть рядовых.

Так нас развели по взводам и ротам. И я попал командиром практически несуществующего взвода в роту, которой командовал человек по прозвищу Коршун.