Кира
Шрифт:
– Можно я вас спрошу кое о чём? – вкрадчиво произнесла женщина, когда мы оказались в конце коридора.
В толстые стёкла находившегося рядом с нами окна стучал ветер, швыряя пригоршни снега в невидимую преграду. Солнце стремительно катилось к горизонту, скоро уже должны были зажечься янтарные огни фонарей. Я почему-то задержал свой взгляд на руках Александры Васильевны, покрасневших, покрытых грубой, потрескавшейся кожей. Руках женщины, наверняка жившей тяжёлой и безрадостной жизнью.
– Что-то случилось? – спросил я.
Больше
– Да не… – женщина замялась. – Виктор, вы уж простите, что я вас спрашиваю, но… Что с вами происходит?
Я едва не поперхнулся, делая вдох. Неужели я один понимаю неуместность этого вопроса?
– О чём вы?
Я с удивлением увидел, что Александра Васильевна начала краснеть. Должно быть, и правда стеснялась расспрашивать. Никогда бы не подумал!
– Ну, вы… Вас будто гложет что-то. Точит изнутри. Ну, то есть, кроме того, ну, мамы вашей…
Она замолчала, силясь подобрать слова. А я снова вгляделся в круговерть снежинок за окном, любуясь их танцем, древним, как мир. Забота почти что не знакомой женщины почему-то умиляла и забавляла.
– Сплю я плохо, Александра Васильна, – признался я, наконец. – Кошмары снятся.
– О… – выдохнула она. – Это плохо. Что-то не в порядке, значит. В церковь-то ходили? У меня так двоюродная сестра, знаете… Тоже спать не могла, говорит, мол, как спять ляжет – так нашёптывает ей прямо в уши, так и нашёптывает. Исхудала, осунулась… Как тень стала, аж соседи шарахались. А потом догадалась, или надоумил кто, сходила в церковь, свечку поставила Николаю Угоднику, помолилась, исповедалась…
Сиделка замолчала, так же зачарованно, как и я, глядя на вихрящуюся непогоду.
– И как, помогло? – не выдержал я.
– Не знаю, она как домой пришла, её сынок прознал, что она денег снесла в церковь, да забил её до смерти. Наркоман он у неё был, всё тащил из семьи. Говорят, за волосы взял, да лбом об стену…
Я молчал, немного шокированный неожиданной развязкой истории, не зная, что ответить. Сиделка рассказала эту историю тем же ровным тоном, каким люди обсуждают погоду или вчерашний футбольный матч, который ни одному из собеседников не был интересен. А Александра Васильевна тем временем очнулась от странного транса, в который внезапно впала, и продолжила:
– Но сходить-то всё равно лишним не будет? Бог-то, он, знаете, во многом помогает. Маме вот о здравии свечку поставьте, тоже помощь какая-никакая.
– М…
В бога я не верил, но говорить об этом сиделке почему-то не хотелось. Её-то он наверняка выручал не раз, давая силы в сложные моменты. Должна же она была к кому-то обращаться за утешением? Словно прочитав мои мысли, женщина продолжила:
– Вы неверующий наверняка, я понимаю… В Москве не до бога, молодым тем более. Но попробуйте всё же. Хуже ведь всяко не станет, правда?
Я кивнул, но скорее не соглашаясь, а просто для того, чтобы она от меня отвязалась. Поход в церковь в моём понимании был последним средством, если уж совсем накатит отчаяние, и других вариантов не останется. Хотя вариантов и так было немного, мне просто нравилось осознавать, что есть ещё нечто, что я как бы отложил на чёрный день. Это позволяло убеждать себя, что все остальные дни не так плохи.
А к сиделке тем временем вернулся её обычный жизнерадостный тон.
– Так или вон, к бабке сходите к знающей. Тоже ведь помогают, если уж вам в церковь так не хочется. А?
Я поразился тому, как легко вроде бы верующий человек предлагает мне обратиться к знахаркам, но комментировать не стал, и ответил уклончиво:
– Ну, может быть…
– А что? Народ к ним веками ходит, и не зря ведь! Я как раз тут одну знаю, она даже живёт неподалёку. У меня, представляете, недавно палец болеть начал, прямо болел, ну, вы не представляете, как! Я к ней пришла, а она мне пошептала над ним, он и прошёл!
Я уставился на неё, не в силах поверить, что мало того, что верующий, так ещё и работающий в больнице человек способен отправиться к знахарке с больным пальцем. Она, впрочем, истолковала мой взгляд по-своему:
– Да вы не волнуйтесь, она недорого берёт. Цену, говорит, сами назначите, и то, только если поможет её заговор. Ну так что, дать вам телефон?
Я не дал своего согласия, но не знающая преград в своей заботе Александра Васильевна едва ли не силой заставила меня записать цифры и сохранить в телефонной книге.
– Сходите, обязательно сходите! – ещё раз повторила она, уже прощаясь со мной. – Если сейчас позвоните, может, она сегодня вас и примет, живёт-то в двух шагах.
Я лишь снова кивнул в ответ.
*
Выйдя за ограду больницы, я остановился. Машинально поискал взглядом автомобиль патологоанатома, но так и не смог определить его среди сугробов, застывших на парковке. Хотя, её там могло и вовсе не быть. В любом случае, это ничего бы не изменило. Ефим Маркович наверняка уже позвонил своему приятелю и рассказал, что я оказался нанятым недоброжелателями нахалом-лжецом. Приволок ему какое-то насекомое и рассказал совершенно безумную историю…
Шмыгнув носом, я достал баночку с жуком, так и лежавшую в кармане. Мне и самому-то было тяжело принять тот факт, что я могу держать в руках что-то, неведомым образом явившееся из сна. Днём, занятый обычными мыслями и заботами, мой мозг заставил меня позабыть об этом происшествии, задвинул его на второй план, как рядовой раздражающий фактор. Но с наступлением темноты, когда дела остались позади, мои мысли снова вернулись к преследовавшему меня кошмару.