Кира
Шрифт:
– И простите, что не спросил раньше, как вас зовут?
– Виктор.
– Так, хорошо. Приношу свои извинения, продолжайте, пожалуйста.
– Да, я спал, и мне снова снился кошмар, – я сглотнул ставшую тягучей слюну. – Наверное. Я… Не знаю, не уверен.
– Вы не запомнили сон?
– Запомнил. Ещё как… Просто… Потом произошло нечто, что… Это так странно, Ефим Маркович. Честно говоря, я не уверен, что мне нужно обратиться именно к вам, простите уж. Всё становится очень, м… Не знаю, даже, как сказать.
Старик помолчал некоторое время, а потом осторожно предположил:
– Вы чувствуете, что теряете контроль над ситуацией?
Я едва
– Это не совсем то, что я имею в виду. Да, наверное, можно и так сказать. Всё это очень сложно, почти невероятно…
– Погодите, Виктор, – так же мягко прервал меня доктор. – Знаете, как говорят? Лиха беда начало. Думаю, вам стоит встретиться со мной. Мы обо всём поговорим, а там и решим, могу я помочь или нет. Идёт?
Я подумал, что в любом случае ничего не теряю. В конце концов, старику можно не рассказывать всю историю целиком.
– Да, думаю… Почему бы и нет. Спасибо. Спасибо вам большое.
– Пока благодарить рано. Вы свободны завтра утром?
Я зачем-то взглянул на настенный календарь с огромным рисунком котёнка с бантом на шее. Отвратительная вещь, но моей матери нравятся такие. Взгляд скользнул по чёткой сетке недель, отыскивая воскресенье.
– Вечером я еду к матери в больницу, а утром – да, свободен.
– Вот и чудно! Тогда давайте условимся, скажем, на десять часов утра. Вам подходит?
Мне вполне подходило.
– Чудесно. Тогда в десять утра у меня дома. Адрес я вам оставлю. А пока, если вы не торопитесь, посвятите меня, пожалуйста, коротко в суть ваших снов.
Я не торопился. Мне предстояли тяжёлый вечер и долгая бессонная ночь в зомбирующем свете телеэкрана. Так что, устроившись за кухонным столом и ковыряясь в сахарнице ложкой, я как мог сжато пересказал сомнологу свои сны. Не смог только упомянуть о являвшейся в них девочке. Не нашёл в себе сил, чтобы воскресить образ монстра в воображении.
Глава 2.
Сомнолог жил в старом районе недалеко от метро Тульская, так что мне предстояла поездка на автобусе с пересадкой на метро и пешая прогулка минут на пятнадцать. Несмотря на то, что в воскресное утро весь транспорт был полупустым, а после очередной бессонной ночи я чувствовал, что выключаюсь на ходу, я упорно не садился. Слишком уж велик был соблазн… Но и расплата была бы соответствующей. Орошать полы автобуса или вагона метро речной водой пополам с желчью я не собирался.
Ефим Маркович открыл дверь сразу же после звонка, словно ждал, положив тонкие пальцы на собачку замка, но впускать в квартиру сразу не стал. Сперва он, загородив проход своим тощим телом, тщательно осмотрел меня, стоящего в пропахшем кошачьей мочой подъезде, дрожащего от холода и усталости. Должно быть, я являл собой довольно жалкое зрелище, потому что, снова подняв взгляд на моё лицо, доктор снял с носа узкие очки для чтения, и пробормотал, протирая их полой рубашки:
– Да уж… Теперь я понял Сашку. Проходите, раздевайтесь.
Я послушно прошёл в прихожую и стянул шапку, перчатки и шарф. Их Ефим Маркович тут же у меня отнял и, не глядя, бросил на полку над вешалками. Крутанув защёлкой на двери, он пробормотал:
– По коридору налево, – после чего скрылся в глубине квартиры.
Район, где жил специалист по расстройствам сна, словно застыл где-то в середине семидесятых годов. Просторные улицы, обрамлённые кривыми деревьями, почерневшими от влаги и холода, и сталинки, бывшие коммуналки, выкрашенные в вызывавший ассоциации с больницей грязно-жёлтый цвет. Некоторые из них были расселены, и таращились на заваленные пивными бутылками скверы пустыми глазницами выбитых окон. На детской площадке уныло ковырялись в сером снегу грустные дети.
Я почему-то ожидал, что окажусь в старой квартире с бумажными обоями на стенах, а хозяин откроет мне, кутаясь в засаленный халат. Но я заблуждался. Ефим Маркович жил в просторно и мог похвастать недорогим, но аккуратным и со вкусом сделанным ремонтом. Мебель, кое-где носившая на себе следы бережного ремонта, бликовала чистым лаком без единой пылинки – хозяин жилища наверняка регулярно проводил влажную уборку. Разувшись, я прошёл по длинному коридору мимо кладовки и остановился. Слева от меня был ещё один, упиравшийся в кухню, коридор, в котором находились двери в туалет и ванную, а справа обнаружилась распахнутая дверь в кабинет. Припомнить, в какую сторону идти мне было сказано, я не смог, но рассудил, что беседовать он скорее всего захочет в кабинете, и повернул направо.
Огромная комната, явно рассчитанная на то, что в ней будет жить не один человек, тонула в полумраке. У наглухо зашторенного окна нашёл своё место большой стол, на котором тихонько гудел вентиляторами потёртый ноутбук, и валялись в кажущемся беспорядке бумаги и справочники. Перед столом стоял единственный на первый взгляд современный предмет в квартире: офисное кресло с высокой спинкой и блестящими пластиковыми подлокотниками. Стену слева от двери занимал стенной шкаф, полки которого заполняли, хвастающиеся корешками всех возможных видов и цветов: потёртыми бумажными, заботливо укреплёнными скотчем, зелёно-коричневыми от старости со следами вытесненных на картоне золотистых букв… впрочем, виднелись среди них и совершенно новые, глянцево блестящие. Там, где находилось свободное место между томиками, стояли разномастные безделушки. Некоторые из них смотрелись обычными дешёвыми пылесборниками, которыми в праздники откупаются друг от друга дальние родственники, другие производили впечатление дорогих и древних предметов. Хотя для старика они, похоже, имели примерно равную ценность.
Я хотел было шагнуть в вперёд, к двум креслам, стоящим как раз напротив шкафа, как мне на плечо легла похожая на птичью лапку ладонь хозяина квартиры.
– Сюда мы ещё успеем, проходите на кухню, пожалуйста.
Смутившись, я коротко кивнул и направился следом за ним в противоположную сторону. И если кабинет врача был мрачен и тёмен, то кухня разительно от него отличалась и казалась больше подходящей для румяной бабушки-хозяюшки, а не для сухощавого бодрого старичка. Маленькие аккуратные стульчики и небольшой стол, укрытый ажурными салфетками, смотрелись чужеродными и карикатурно смешными на фоне непомерно высоких потолков.
– Присаживайтесь.
Ефим Маркович кивнул на один из крохотных стульев и, подхватив со столика возле газовой плиты тарелку бутербродов, поставил её на стол.
– Ешьте.
Я присел на стульчик, оказавшийся неожиданно удобным, но к бутербродам притрагиваться не стал.
– Спасибо, но… Ефим Маркович, я же к вам по поводу кошмаров, мне нужна помощь от вас…
Старик перебил меня, одарив ещё одним взглядом поверх очков:
– А я что по-вашему делаю, молодой человек? Я вам говорю, как врач: ешьте. Считайте это началом терапии. Если бы не помогал вам бесплатно, я бы в счёт эти бутерброды включил!